В любом случае, мелодии и ритмы бубна с бубенчиками, которыми Акличаг сопровождал свои "перформансы", были для Студнева очень притягательны, и, улучив момент, он направился с маленьким магнитофончиком в избу Акличага (Акличаг жил не в юрте, а в настоящей избе, и даже с белеными стенами), чтобы уговорить шамана исполнить несколько ритмических пассажей для записи.
Акличаг сидел в небольшой кухоньке, за столом у окна. Перед ним стояла чашка с травяным чаем, несколько лепешек лежали на тарелке - весь его обед, насколько понял Студнев. Когда Студнев вошел, Акличаг молча указал ему на соседний стул и передвинул тарелку с лепешками так, чтобы, если Студнев захочет, тоже мог немного подкрепиться.
- Я к вам по делу, - проговорил Студнев. - Я изучаю музыку и стараюсь записывать самое интересное, что услышу. Меня очень заинтересовало то, как вы работаете с вашим бубном. Если бы вы могли исполнить для меня...
Акличаг поглядел на молодого человека - не без интереса, как показалось Студневу, хотя лицо шамана оставалось бесстрастным и трудно было понять, о чем он думает. Потом шаман неспешно встал, подошел к шкафчику в углу и вынул оттуда несколько листов бумаги.
- Ты ведь знаешь языки? - спросил он, с особым своим выговором.
- Я... - Студнев был несколько выбит из колеи такой неожиданной сменой темы разговора. - Да, я изучал...
- Хорошо, - Акличаг протянул ему документы, аккуратно собранные в прозрачный пластиковый конверт. - Погляди вот это.
Студнев проглядел. Это было приглашение в Швецию, на нечто вроде практимума по проблемам древних языческих ритуалов.
- Вы поедете? - спросил он.
- Поеду, - ответил Акличаг, с теми бесстрастными своими интонациями и бесстрастным восточным лицом, из-за которых казалось, что он то ли шутит, то ли подначивает. - И ты поедешь со мной.
Студнев так растерялся, что мог только пробормотать:
- Почему я?..
- Потому что только так ты поймешь музыку, - ответил Акличаг, не глядя на него.
Ничего другого Акличаг объяснять не стал, хотя позднее Студневу стало понятно, что в тот момент Акличагу была известна почти вся его жизнь. Например, Акличаг знал, что Студнев живет один. Его родители, известные музыканты, работали по долгосрочному контракту за границей, в одном из лучших симфонических оркестров мира. Сейчас они находились в США, а до того около пяти лет провели как раз в Швеции, в Стокгольме, и Студневу довелось несколько раз побывать в этой стране. Словом, Студнев по многим параметрам получался для Акличага чуть ли не идеальным поводырем по белу свету.
Откуда шаману все это было ведомо? Акличаг своих карт не раскрывал, а его молчание предлагалось понимать так, что он умеет "читать" чужие судьбы. Сперва Студнев сильно подозревал, что Акличаг мог почти все выведать тихой сапой, по крохам собирая информацию у других участников экспедиции. Совершенно очевидно, что он приглядывал себе человека из европейской части России, желательно, москвича, чтобы тот взял на себя всю возню с визами и прочими документами, а также выступал переводчиком, когда Акличаг будет демонстрировать свое странное мастерство за границей. Английского языка было вполне достаточно, ведь все симпозиумы проходят на этом международном языке общения. А если человек будет сколько-то знать и другие языки - что ж, тем лучше.
В общем, Студнев купился на это предложение: перспектива скатать в Швецию за счет приглашающей организации была слишком заманчивой. И делов-то особых при этом не было: побегать по посольствам, с удобствами поселить Акличага у себя на московской квартире до времени отъезда, а потом переводить его редкие реплики участникам "практимума".
И вот так Студнев втянулся, и стал бессменным секретарем Акличага. Поездка прошла на редкость успешно, а за то время, которое Студнев провел в постоянном общении с шаманом, он подпал под чары этого человека. Все чаще сомневался он в своих подозрениях, что Акличаг добывает нужные ему сведения обычным "шпионским" методом, пристально наблюдая за всем окружающим, все больше ему верилось, что шаман и впрямь обладает некими сверхъестественными способностями. Во всяком случае, вслушиваться в природу и приводить свой дух в гармонию с ней Акличаг умел...
Зазвонил телефон, и Студнев поспешил снять трубку.
- Да... - сказал он. - Да, одну секунду... Сейчас узнаю... Это один из детективов, Андрей Хованцев, - обратился он к неподвижно сидящему шаману. Он хочет поговорить с вами.
Акличаг едва заметно кивнул и протянул руку, чтобы принять трубку от Студнева.
- Да? - сказал он.
- Простите ради Бога за ранний звонок, - послышался голос Хованцева, но время не ждет. Скажите, когда вы вчера говорили о своей невероятной догадке, которую рано оглашать, потому что в неё никто не поверит, вы не имели в виду, что за всем этим может стоять женщина... очень красивая женщина?
- Нет, - ответил Акличаг.
- И за все это время, начиная с Англии, вы ни разу не пересекались с красивой женщиной... с ослепительной блондинкой?
- Нет, - коротко повторил Акличаг.
- И не... Может, я туманно выражусь, но вы не ощущали присутствия женщины где-то рядом?
- Ощущал, - сказал Акличаг. - Но это не то.
- Вы имели в виду нечто совсем другое?
- Да.
- Здорового американца? Вы не пересекались с таким здоровым американцем?
- Один американец был в самолете, на котором мы летели в Москву.
- Какой это был рейс?
- Сейчас я передам трубку Вениамину, он продиктует вам данные.
Студнев опять взял трубку и сообщил Хованцеву номер рейса и дату.
- Очень хорошо, - сказал Хованцев. - Спасибо вам. Еще раз извините за ранний звонок.
- Скажи ему, чтобы сегодня после полудня он был очень осторожным, проговорил Акличаг.
- Акличаг говорит, что сегодня после полудня вам надо проявлять особую осторожность, - проговорил в трубку Студнев.
- Я постараюсь, - сказал Хованцев. - Вы тоже ходите с оглядкой.
- Мы сегодня весь день будем дома... если только вам не понадобимся, уведомил Студнев.
- Вот и славно, - проговорил Хованцев.
Студнев положил трубку, а Акличаг встал, снял с крючка под угловым шкафчиком холщовый мешочек, открыл его и, порывшись, достал несколько сухих веточек можжевельника. Взяв чистое блюдце, он аккуратно разложил на нем эти веточки - вроде бы, следя, чтобы они образовывали какой-то знак или фигуру, хотя Студнев не был уверен - а затем поджег их. По кухне потянуло ароматным дымком. Акличаг стоял над блюдцем, вдыхая этот дымок, полуприкрыв глаза, а Студнев следил за действиями шамана, затаив дыхание.
Акличаг поднял ладони на уровень груди, держа их друг напротив друга то ли в символической попытке поймать дым, то ли обозначая для дымка некий воздушный дымоход, по которому этот дымок должен следовать. Студнев ждал, а Акличаг стоял не шелохнувшись - пять минут, десять, пятнадцать... Он словно в статую превратился.
- Что ты чувствуешь? - проговорил он приблизительно через полчаса, когда догорала последняя палочка.
- Я... - Студнев сглотнул.
- Освободись от всего. Так, как я тебя учил.
Студнев постарался освободиться от всего, выбросить из сознания все посторонние мысли. И постепенно перед ним все яснее стала возникать картина...
- Я вижу... - он говорил медленно, вглядываясь в возникающие в его воображении образы. - Я вижу лесной пожар. Очень сильный пожар. И тигра... Да, тигр бежит от пожара, вот он уже выскочил на опушку, на открытое пространство, бежит по сухой горячей траве, которая тоже начинает тлеть, кое-где в траве возникают черные извилистые полоски, от них тянется дым, иногда мелькает крохотный язычок пламени... Тигр летит огромными прыжками, видно, он очень напуган, да и раскаленная земля обжигает, наверно, даже его ко всему привычные лапы... По-моему, он бежит к воде, хотя не уверен...
- Хорошо, - сказал Акличаг. - Это хорошо.
- Что - хорошо? - спросил Студнев.
- То, что мы помогли выкурить тигра из леса. Правда, я ещё не знаю, кто охотник. Но, возможно, детектив прав. Охотник - женщина. Потому что американцу этот тигр не по плечу.
- Какому американцу?
- Который вместе с нами летел в самолете. Неужели не помнишь?