Но и профессор, и шаман летят в Верону. Выходит, раз Богомол так боится, что её опознают — она в это время тоже будет находиться не просто в Италии, а конкретно в Вероне!
Возникает ещё один вопрос: зачем Богомолу понадобилось посещать Лондон? Но тут, представлялось мне, ответ ясен. Великобритания не входит в Шенгенское соглашение. То, на чем обожглись и шаман, и профессор. А если Богомол была в Лондоне, обращалась за итальянской визой и получила отказ, так или иначе документально зафиксированный (в виде бумажной справки или в виде компьютерных данных о причинах отказа, остающихся в компьютере консульства) — то вот вам и доказательство, что все это время Богомола не было в Италии! А чтобы состряпать такое «доказательство», ей надо буквально на полдня слетать в Лондон — прилетев, как, скажем, гражданка Франции, которой никаких виз не требуется, и обратившись в итальянское консульство с российским паспортом!
И все шито-крыто, да вот свидетели некстати подвернулись — свидетели, с которыми, по странной прихоти судьбы, её маршрут совпадает до самой Вероны!..
Нет, что-то не то, подумалось мне. И вообще, перестань давать волю своему распаленному воображению. Один шанс из тысячи, что к нынешним историям Богомол имеет какое-то отношение, так что не впрягай телегу впереди лошади. Займись-ка своим непосредственным делом.
И я позвонил одной нашей однокурснице, которая, как я знал, прошла аспирантуру и осталась на кафедре. Правда, она была на немецком отделении, а не на английском — но уж телефон такого авторитета, как профессор Черемшин, она обязана знать!
— Андрей? — удивилась она. — Сколько лет, сколько зим! Чем обязана?
— Анечка! — взмолился я. — Будь добра, мне надо найти телефон Черемшина Родиона Романовича! Требуется срочная консультация по его теме.
— Черемшина? — переспросила она. — Ладно, сейчас погляжу. Думаю, ты застанешь его дома — он болеет, и уже две недели, почти с самого возвращения из Англии, не появляется в институте.
— Вот как? — заинтересовался я. — И что с ним?
— Толком не знаю, — ответила она. — Он появился в институте буквально на один день, пожаловался на давление, попросил отменить все его лекции и семинары и уехал домой.
— С ним часто такое случается? — спросил я.
— Пожалуй, впервые за много лет. Он человек очень обязательный, и старался не пропускать свои лекции и заседания кафедры, даже когда прихварывал. Замдекана — единственный человек, который успел с ним толком пообщаться, говорит, что Черемшин выглядел очень напуганным своей болезнью. Просто лица на нем не было…
«Не „напуган болезнью“, а сослался на болезнь, чтобы скрыть свой страх…» — мысленно поправил я Анечку. Заперся в своей квартире, в надежде, что уж там-то никакие ужасы его не достанут. Однако в букинист иностранной литературы напротив итальянского посольства все-таки вышел… Какая-то книга для работы очень понадобилась? Да, очень похоже на профессора — ради работы пренебречь любой опасностью! Или кружил вокруг итальянского посольства, колеблясь, обращаться ему все-таки за визой или нет… А заодно, не удержался, заглянул в книжный магазин. Возможно, он уже почти готов был обратиться за визой — но увидел Акличага и Студнева, и все страхи проснулись в нем с прежней силой! Он никак не хотел, чтобы некто вновь увидел его в их компании.
То есть, он полагал, что уж возле итальянского посольства за всеми точно будут следить. И, если на Акличага и впрямь было совершено покушение, то не ошибся.
И он вполне мог стать свидетелем этого покушения… Тогда, конечно, он сейчас наглухо заперся и забаррикадировался в своей квартире и дрожит, как осиновый лист… Может вообще отказаться разговаривать… Но, с другой стороны, он может поведать что-то очень ценное. Если удастся его растормошить…
Делать нечего. Попрощавшись с Анечкой, я набрал номер профессора Черемшина.
Просто интересно, что могло повергнуть его в такой ужас? Ведь он, при всей своей чудаковатости и отстраненности от мира, был из тех старых интеллигентов, которых трудно запугать…
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Слушаю, — услышал я глуховатый голос, так памятный мне по студенческим временам.
— Здравствуйте, Родион Романович, — сказал я. — Вы меня, конечно, не помните. Я — Андрей Хованцев, в свое время слушал ваши лекции…
— Действительно, не припоминаю, — сказал он.