Выбрать главу

— Мы останемся здесь на всю ночь? — спросил Щен.

«Уходите, пожалуйста, убирайтесь… — мысленно молила Веглао. — Не дожидайтесь утра… и не идите в мою сторону, пожалуйста…»

— Нет, — ответила Морика. — Поедим, отдохнём немного и часа через два отправимся. Лучше, если мы выйдем до рассвета.

Веглао не успела обрадоваться — Коротышка вдруг протявкал:

— А что, если эта малявка всё-таки наврала? Вдруг она живёт здесь не одна? Может, подождём рассвет, когда к нам вернётся чутьё, и обыщем всё вокруг?

— Вождь велел нам вернуться завтра утром, — холодно ответила Морика. — Мы и так слишком сильно задержались в Станситри. Да ещё и девчонка…

— Зря ты выколола ей глаза, — вздохнул Щен. — Надо было её убить.

— Дурак, я всё равно что убила её, — судя по голосу, Морика зевнула. — Эй, Коротышка! Где те твои травы, которые заставляют мясо жариться быстрей?

— Ах, да! — спохватился Коротышка. Его одежда тихо зашуршала.

Оборотни продолжили свой разговор, теперь уже потише. Как Веглао ни прислушивалась, она не могла уловить ничего, кроме отдельных слов. Но и из этих слов ей стало ясно: лагерь Кривого Когтя находится здесь, в лесу, и довольно далеко отсюда. «Если мне только удастся выжить, — подумала Веглао, — и добраться до Октая, надо будет придумать, как бы сообщить о них охотникам… Но если на нас нападут тоже? Теперь, когда я не вижу (от этой мысли сердце её скрутила невыносимая боль, и новая порция слёз скатилась на подтаявший снег), нам будет сложнее спасаться…»

До её ноздрей долетел запах поджариваемого мяса, сильный и аппетитный, и хотя Веглао уже давно не ела, сейчас этот запах вызвал у неё лишь отвращение — мысли о мясе вызвали воспоминания о крови и боли. Тут же пришла новая мысль: пока оборотни будут заняты едой, она, наверное, сможет отползти подальше…

— Жирненький был барсук, — хихикая, сказал коротышка. — Мог бы всю зиму ничего не жрать, наверное… Знаешь, Щен, а вот мне жаль, что мы на зиму в спячку не впадаем, как барсуки! Залёг — и дрыхни, и жратву искать не надо…

— Да, дрыхни, пока не придёт какой-нибудь ублюдок и не зарежет тебя во сне! Тьфу! — презрительно отозвалась Морика. — Тебе бы только жрать и спать, Коротышка!

Коротышка обиженно засопел.

— Если бы не я, ты бы хрен поймала сегодня эту малолетку! — выпалил он. — И мясо своё получила бы только через полчаса! Все вы, бабы, стервы, каких поискать, да и дуры к тому же…

— Тшш… Слышишь? — настороженно сказала Морика.

Они затихли. Веглао и сама прислушалась. Откуда-то, с той же стороны, где сидели оборотни, донёсся тихий шум. Это было похоже на мягкие тяжёлые шаги, шуршание и какой-то лёгкий скрип — не скрип снега от ходьбы, а что-то другое. Замерев, Веглао внимательно прислушивалась. Оборотни молчали тоже, и от этого становилось ещё страшнее — почему-то, когда они ничего не говорили, Веглао казалось, что они её вот-вот заметят. Сейчас, правда, она не могла сказать, кого боится больше — их или незнакомца, издающего такие странные звуки.

А потом послышался голос, приведший Веглао в замешательство. Она ни разу такого голоса не слышала. Он был хриплым, но не глухим, и сопровождался каким-то прищёлкиваньем и постукиванием. Казалось (Веглао не могла понять, откуда у неё такая странная мысль), что человеческие слова говорит животное или птица:

— Доброго вам вечера, волки.

Воцарилось молчание, которое нарушали лишь потрескивание огня и тяжкое дыхание неведомого существа.

— Старый знакомый… Ну, здравствуй, — сказала Морика. — Садись с нами.

— Благодарю. Я проделал долгий путь.

Раздалось глухое кряхтенье, а потом всё тот же голос спросил:

— А мне не дадите ножку погрызть?

— Зачем ты пришёл? — тусклым, бесцветным голосом спросил Щен.

— А я иду и чую — четыре оборотня. Ну и решил поговорить.

— Нас трое, — вмешался мерзкий голос, принадлежавший Коротышке. Веглао вжалась изо всех сил в снег, трепеща от ужаса. Положение её было — хуже не придумаешь. Сейчас они послушают это существо, поищут вокруг и найдут её, а уж потом…

— А, — проговорила Морика, — мы сегодня убили одну деваху. Это её ты чуешь.

— Убили? — голос незнакомца был ровным, спокойным, как будто речь шла о погоде. — Зачем?