Я уже забинтовывал Федину голову бинтом, найденным в аптечке Нура, когда вдалеке на зиддинской тропе со стороны перевала появились двое.
Увидев их, Сергей бросился к прерывистой скальной гряде, отделявшей наш лагерь от становившейся слишком уж оживленной тропы; я побежал за ним. Мы залегли за камнями и стали ждать приближения неизвестных. Они только что скрылись за невысоким, но протяженным холмиком и должны были появиться из-за него минут через пять. В это время за нашими спинами послышался тяжелый топот и через пару секунд рядом со мной упал Юрка. Автомат у него был с рожком.
- За три минуты отрыл! Молодец! Я их полчаса почти закапывал, усмехнулся Сергей, искоса разглядывая Юрку. - В следующий раз патроны из рожков выщелкивать придется ...
- Яма зато осталась! Щас мы кого-то в нее прикопаем...
- Не фига! - привстал я в изумлении. - Похоже, эта парочка поможет нам услышать, как гремит опустевшая канистра! Смотрите! Ведь это Лешка Суворов ковыляет! - А второй - Толька Зубков, точно!
***
Зубков был приятелем моих приятелей и капитаном милиции. Работал по организованной преступности, вид имел далеко не атлетический, но был невероятно силен и ловок. Напившись пьяным, часто бил себя в грудь и кричал: "Я мент! Мент я!" Чем, по-моему, выражал одновременно и гордость и стыд за свою профессию. Вообще-то фамилия у него была не Зубков, а Зубко, то есть он был украинцем, и потому Ксения, украинка по отцу, его обожала. Женат он был, и счастливо женат, на симпатичной полукореянке, полутатарке, имел двоих детей и боготворил Высоцкого. "И того купить, и сего купить, а на копеечку уж разве только воду пить..." - пел он жене в день получки.
Я выскочил из-за укрытия и, приветственно размахивая рукой, пошел навстречу гостям. Они настороженно остановились, но, узнав меня, также замахали руками. Спустя несколько минут мы уже похлопывали друг друга по плечам.
- Ну, как, братцы? Нашли? Не пустые? Нашли золото? - спросил Суворов, волнуясь и хватая нас за рукава.
- Нашли, факт... До вашего здесь чудесного появления килограмм по тридцать на каждого было, - прищурившись, ответил ему Житник.
- Ты это брось! - обратился я к нему. - Это Толик, мент всамделишный. С его удостоверением мы мигом проскочим от Зиддов до города, и остановки на постах будут секунд по десять, не больше. Он еще и на колесах, наверное. Да? - спросил я у Толика, с интересом рассматривавшего Юрку.
- Конечно. У меня там классный чехарак с решетками на окнах. Мы, хлопци, веников не вяжем. Все зробим как надо. Пошли скорее в лагерь. Смотрите, Лешка едва на ногах стоит, как бы с копыт не свалился.
- Да ладно тебе! - окрысился Суворов.
- Говорил ему в Зиддах: "Подожди в чайхане, пока я смотаюсь!" продолжил Зубков, посмеиваясь. - А он говорит: "Мне эта чайхана без разлива еще на практике надоела! Целыми днями, - говорит, - вместо маршрутов в очко здесь резались...
- А почему вы решили сюда идти? - поинтересовался Житник. Договаривались же, что Лешка в Зиддах ждать будет?
- Там сейчас солдат больше чем на границе... - посуровев, ответил Анатолий. - Вы ведь не знаете, что полковник Оманкельдыев вынырнул из Узбекистана, побил на юге тьму людей и идет сейчас на Душанбе... Его передовой отряд уже на Анзобе... Крошат всех подряд...
- А ты как? - спросил его Сергей удивленно. - Ведь всех ваших, наверное, под ружье поставили?
- Да я до всего этого отпуск взял... Мы только в Зиддах обо всем узнали...
- Ну и дела... - покачал головой расстроенный Сергей. - А у нас тоже сплошной цирк...
- Какой цирк? - испугался Суворов.
Сергей рассказал о наших злоключениях.
- Жалко меня с вами не было... - посерьезнев, сказал Зубков. - Пошли, что тут на дороге стоять? Мы коньячку армянского с собой прихватили. А то что-то вас не понять... Каторга, Федя летает, Бабек стреляет, а какой-то Абдурахманов в это время появляется... Рекбус прямо.
***
Абдурахманов с наемниками в это время стоял на берегу раздувшегося Тагобикуля. Ветерок, веявший со стороны зиддинского перевала, доносил до них сладковатый запах арчового дыма. Абдурахманов знал, что это Кивелиди с приятелями устроил привал... И сейчас отмечает свой успех пловом и специально припасенной для этого случая водкой.
"Не буду торопиться... - подумал он, с удовольствием втягивая в себя приятный запах дыма. - Пусть повеселятся перед смертью..."
- Как переправляться будем, начальник? - прервал его мысли Сафар, боязливо рассматривая бурые бурные воды Тагобикуля. - Стремно здесь...
Не ответив, Абдурахманов снял рюкзак, достал из него бухточку нейлоновой веревки. Через сорок минут все трое были на противоположном берегу. Перекусив лепешкой с рафинадом, они, не торопясь, привели оружие в боевое состояние, и пошли быстрым шагом. И не понизу, по долине, а поверху, прячась в складках холмистого водораздела, обрывавшегося над лагерем Кивелиди...
***
В лагере к нам подошли Федя с Бабеком. Достархан был уже накрыт, и они посадили Зубкова с Лешкой на самых удобных местах. Федя тут же сгонял за канистрой, охлаждавшейся в ручье, и бережно поставил ее рядом со мной.
- Жлобы, золотишко-то покажите! Ну, покажите! - взмолился Суворов, бегая глазами по нашим лицам. - Хоть кусочек маленький покажите, чтобы поверил я!
- На тебе! - степенно сказал Житник, вытащив из нагрудного кармана самородок, размером с крупную фасоль. - Владей! Твоя доля!
Суворов взвесил самородок на ладони, прикусил зубами, опять взвесил и, передав его затем сидевшему рядом равнодушному Анатолию, неожиданно заплакал.
- Давай, наливай скорее, - выдавил он сквозь слезы. - Наконец-то! Жизнь моя поганая кончилась, другая начинается! Ох, и погуляем!
- Ну-ну... Вам бы только просрать все. Нажраться да поблевать, - сквозь зубы бросил в сторону Житник.
Со стороны ручья показалась Фатима с Фаридой. В руках у них были тяжелились миски, полные помытого риса.
- Что??? Эти твари здесь? - проворно приподнявшись, воскликнул Леша.
- А куда им деться? - усмехнулся я.
Суворов, сжав сухонькие кулачки, бросился к женщинам.
- Убью гадин! Камнями побью! - кричал он. - Они, сволочи, ноги мои каблуками топтали! Зарежу! Убью сук!
Леша, невзирая на четырехкратных перевес женщин в весе, так бы, наверное, и сделал, если бы не выросший перед ним Бабек.
- Не трогай женщина, человек! Будь мужчина! Женщина всегда дура, ее нельзя убивать!
- Дура? Да она сука подколодная! Она вас всех продаст! В первой же ментуре!
- Леха, кончай! - крикнул я и, едва сдерживая смех, налил ему полкружки армянского. - У нас мораторий на членовредительство и вообще, мы все тут так сроднились...
И я рассказал Алексею об обстоятельствах нашего освобождения.
После окончания рассказа выражение глаз Лешки изменилось: ярость и злоба к Фатиме сменились глухим к ней презрением, ну разве только чуть подкрашенным тайным интересом.
- Вот это другое дело! Пей, давай, а потом можешь ее затрахать! - начал юродствовать я, отметив этот интерес, а также отсутствие рядом Лейлы. - Ей это понравится! - Клевая баба, ручаюсь. Особенно темной ночью после бутылочки "Мартини".
- Зачем женщина обижать? Зачем такой обидный слова говорить? Давай за достархан лучше сядем, водка будем пить, плов скоро готовый будет! - обращая лицо то к одному, то к другому из нас, предложил вконец растерявшийся Бабек.
- Ты, дорогой Бабек, плохо ее знаешь! Она все равно кого-нибудь из вас в горы ночью утащит. Вне всякого сомнения, утащит. И уже высмотрела, наверное, будущую жертву рыжими своими зенками...
Смеясь, мы разлеглись на спальных мешках, брошенных рядом с костром. Солнце уже зацепилось за горы, и теперь над нами всеми оттенками красного цвета полыхали облака. Сергей произнес короткий тост, закончившийся сожалениями о предстоящем распаде нашей компании.
Выпив, Лешка вытаращился на Фатиму.
- А она и вправду самка бешеная? - спросил он меня, указав подбородком в сторону женщины.