– Нет, никто. Почтальон заходил, принес журнал “Цветоводство ”.
– Ага, это хорошо, я почитаю. Как там цветы? – она из дома направилась в оранжерею, оглядывая дом придирчиво и внимательно.
В оранжерее тоже царил порядок. Наталья Евдокимовна потрогала землю, нежно прикоснулась к колючим стеблям роз, осмотрела бутоны, нет ли какой дряни или насекомых, портящих цветы. Розы дышали чистотой и источали сладчайший аромат. Этот запах Наталья Евдокимовна любила, он казался ей родным, домашним. Для каждого человека существует запах, который связывает его с домом, с родным очагом и родным кровом. Таким запахом для Натальи Евдокимовны Вырезубовой являлся аромат цветов, не каких-нибудь абстрактных, а конкретных – роз. С этим запахом у женщины, да и у всей семьи Вырезубовых было связано очень много, как страшного, так и прекрасного.
После оранжереи Наталья Евдокимовна отправилась в дом и принялась обрабатывать рану на руке. Рана начинала гноиться, и рука болела, хотя женщина к боли " относилась стоически и старалась ее не замечать. Но она понимала, для того чтобы исполнять домашнюю работу, руки и ноги должны быть целы.
Она приготовила отвар, в котором промыла, предварительно вскрыв, раны на ладони. А затем из своего шкафа, где хранилось самое дорогое, принесла скляночку в черном бархатном мешочке. Она вытащила банку, погладила ее, словно баночка была живым существом, прошептала какие-то слова, и палочкой от мороженого принялась намазывать темно-бурой, по консистенции похожей на деготь, мазью свою рану. Затем плотно перевязала и, помогая зубами, перетянула крепкий узелок на повязке.
– Ну вот, теперь порядок, – пошевелив пальцами, произнесла Наталья Евдокимовна. – Это ценная мазь, от нее все пройдет, и заражения не будет. Этой мазью пользовались мои предки, и, если покусает дикий зверь – лиса или енот, или подерет медведь, или доведется вступить в схватку с бешеным волком или псом, эта мазь – первое дело. Она от всего, от всех кожных недугов.
Секрет этой черной, страшно вонючей мази передавался в семье Вырезубовых по наследству, и Наталья Евдокимовна знала, что она передаст секрет мази старшей невестке, вернее, той невестке, которая будет первая в их доме. Мужчинам секрет мази никто не рассказывал.
Если бы Сергей Дорогин был другим человеком, то он поступил бы наверняка так, как и большинство людей. Он взял бы карточку следователя Сергеева с его телефонами, неторопливо бы снял трубку. Возможно, при этом он бы мирно курил сигарету, а затем, немного помедлив, набрал номер и рассказал о своих подозрениях, поделился бы версией, которая у него созрела, со следователем. И пусть теперь голова болит у сотрудников правоохранительных органов, пусть теперь они занимаются бандитами, которые наверняка убили заведующего лабораторией и Риту Кижеватову.
Но все это хорошо для обыкновенного человека, для того, кто боится жизни, кто боится рисковать, кто не уверен в своих силах. Сергею же Дорогину даже в голову не могла прийти мысль позвонить в милицию, он все привык делать сам.
Вот и сейчас он расхаживал по дому с большой чашкой кофе в руках. Пришел Пантелеич, взялся убирать двор. Сергей иногда выходил на крыльцо, перебрасывался с Пантелеичем парой-тройкой незначащих фраз, преимущественно о погоде и о ценах, на которые старик жаловался чуть ли не каждый день.
Сергей напряженно думал, как ему добраться до семейства Вырезубовых, как проникнуть в дом. Самые же хорошие мысли, как правило, приходят простым способом.
В ворота дома доктора Рычагова, земля ему пухом, громко и нагло постучали. Пантелеич с граблями в руках, еще не доходя до них, спросил:
– Кого это там несет?
– Служба энергонадзора! – услышал он немного охрипший, пропитый голос.
Пантелеич открыл ворота. Его взору предстал мужчина лет тридцати пяти с испитым лицом, с застывшими слезинками в уголках глаз. Мужчина недовольно морщился, свою тяжелую сумку он поставил на землю.
– Почему за свет не платите? – вытащив из кармана серой холщовой куртки, грязной донельзя, переложенную в несколько раз ученическую тетрадь, пробурчал электрик.
– Как это не платим? Я оплатил.
– Когда вы оплатили? Почему у меня ничего не отмечено?
Мужчина листал страничку за страничкой. Потом плюнул себе под ноги, растер вязкий плевок подошвой ботинка.
– Ну платите, так платите, дела ваши. Кто хозяин дома?
– Хозяйка на работе, – сказал Пантелеич, – она в больнице в Клину работает, в хирургии.
– Мне по хрен, в хирургии или в зубном кабинете. Где ваши счетчики, – мужчина поднял сумку, там загремел металл и звякнуло стекло.
Пантелеич улыбнулся.
– Что лыбишься, старик?
– Сумка у тебя, сынок, приметная.
– Сумка как сумка, все свое ношу с собой. Тут у меня пиво. Добрые люди умереть не дали, а то после вчерашнего голова чугунная, руки дрожат, штепсель в розетку вставить не мог.
– Это понятно, – с пониманием произнес Пантелеич. – Оно бывает не только у тебя, и у меня так случается. Что тебе надо?
– Давай, старик, показания счетчика запишу и скажу, сколько платить. Только обязательно заплати, а то меня потом клясть будете, скажете, что я заложил.
Сергей Дорогин тоже вышел на крыльцо. Он смотрел на электрика, который страдал похмельным синдромом, и иногда по губам Муму пробегала улыбка.
Электрик зашел в дом, даже не вытирая ног, такие уж они люди, электрики. Они везде чувствуют себя хозяевами, им все двери открыты. Попробуй не открой такому! Еще возьмет да и отключит электричество, и тогда все, пиши пропало.
Электрик посмотрел на счетчики, оглядел дом.
– Богато живете, – промычал он.
– Может, выпить хочешь, мужик? – сказал Дорогин, понимая в душе страдания электрика.
– Выпить – оно, конечно, можно, да у меня ничего нет, утром магазин в деревне еще не открылся.
– Давай налью.
Сергей взял из холодильника бутылку водки, наполнил стакан до половины. Сделал бутерброд, при виде которого у нормального человека началось бы слюноотделение, причем обильное. А электрик поморщился, словно бы ему подсовывали отраву, желая извести со свету.
Он сел к столу, дрожащей рукой взял стакан.
– Пантелеич, – позвал Дорогин. Старик появился мгновенно, как джин из бутылки, понимая, что именно хочет предложить Дорогин.
– Может, составишь человеку компанию?
– А чего ж не составить, я завсегда, – сказал Пантелеич, переминаясь у стола.
– Да сядь ты, не мельтеши!
Пантелеич опустился за стол напротив электрика. Сергей и ему налил полстакана. Старик взял в левую руку бутерброд, прижав ветчину и овощи пальцами, посмотрел на электрика.
– Ну, мил человек, – сказал Пантелеич, – за твое Здоровье. Чтобы голова не болела да ручки не дрожали.
– Ага, – сказал электрик и быстро, чтобы не расплескать водку, поднял стакан и махом влил в горло. Дважды стакан звякнул о зубы. Электрик зажмурился, понюхал рукав грязной куртки, принялся хлопать по карманам, ища папиросы. Извлек пачку “Беломора”, грязную и помятую.
– Нет, ты здесь “Беломор” не кури.
– А чего, хороший табачок! Ну, как знаешь, могу и потерпеть, – с уважением обратился к хозяину дома электрик. – У вас тут, собственно, все в порядке. Я глянул, цифры небольшие, платить вам немного. Обязательно заплатите, а то меня мое начальство со свету сживет.
– Хорошо, Пантелеич оплатит.
– Да, да, – возбужденно воскликнул Пантелеич, – прямо вот сейчас, приберусь во дворе, сяду на свой велосипед и подъеду, оплачу.
Сергея словно током ударило: “Вот человек, который легко проникает в любые дома, которому никто не откажет, которому все открывают двери, словно он волшебник. А самое главное, этот человек не будет вызывать подозрений, работа у него такая – ходить по домам, проверять, записывать показания счетчиков, возмущаться, пить на халяву водку.
Электрик запустил руку в свою сумку, извлек бутылку пива. Плоскогубцами оторвал пробку, согнув ее почти пополам”.