Любовь
Все выходные я пролежал в кровати. Вылезать из нее мне не хотелось даже за едой, потому что аппетита у меня не было, и если бы не мама, которая регулярно что-то приносила мне в комнату и заставляла съесть хотя бы небольшую часть, я бы мог провести эти два дня совершенно без еды и даже не заметить этого. Единственные занятия, за которыми я провел выходные - это сон и воспоминания. В моей комнате, в самом дальнем углу, до которого мне почти никогда не было дела, стояла большая коробка, доверху заполненная вещами, представляющими для меня особенную ценность. Большую часть содержимого составляли фотоальбомы, открытки, какие-то бумажки и другие различные вещи, которые так или иначе были связаны с Мэй, нашей дружбой. Такая же коробка была и у нее, и мы собирали туда все самые незначительные мелочи вроде переданных друг другу записок на уроке или забавных рисунков, карикатур на раздражающих учителей и одноклассников. Мы делали это для того, чтобы через десятки лет, в моменты печали или одиночества, кто-то из нас мог заглянуть в эту волшебную коробку, вспомнить о нашей дружбе и осознать, что как бы плохо он себя не чувствовал, что бы не произошло, в мире есть по крайней мере один человек, который всем сердцем любит и верит в него. И вот настал такой момент, когда мне нужна была чья-то поддержка больше, чем когда-либо. Я искал ее у мамы, и мама давала мне максимум любви и заботы, что я очень ценил, но мы с ней не были близкими друзьями и почти ничего друг о друге не знали, а мне нужна была именно дружеская поддержка. Такая поддержка, которую всегда давала мне Мэй, знавшая меня лучше меня самого. Мне нужно было чувствовать себя абсолютно комфортно и осознать, что я могу говорить обо всем, не стесняясь, а мама... Мама делает все, чтобы мне было хорошо, и я очень ее люблю, но полностью довериться ей у меня никогда не получалось. Так что я искал утешения в этой коробке, хранившей все детали нашей дружбы с Мэй, и перебирал ее содержимое целыми днями. Я листал фотоальбом, читал записки и не мог не улыбаться, вспоминая обо всех обстоятельствах, в момент которых были сделаны фотографии и написаны строки, которые никогда в жизни не впечатляли меня так, как сейчас. Я улыбался, но каждое воспоминание отзывалось в моем сердце невыносимой болью. Мне казалось, что все это разгонит мою грусть, но вышло так, что я, наоборот, погрузился в еще большее уныние. Но я не стал убирать коробку, я продолжал рыться в ней, несмотря на то что она приносила только мучения. Быть может, мне и не хотелось чувствовать себя лучше. Быть может, мне просто хотелось страдать. Вдобавок к моему настроению погода была отвратительной. Дождь лил так, словно усердно старался затопить весь город, и от этого мне становилось только грустнее. Серость за окном нагоняла сонливость. Наверное, я никогда не спал так много, как в эти выходные, потому что единственное, чего мне хотелось в эти два дня - это выпасть из реальности, забыться, не ощущать ничего, а сон оказался самым оптимальным вариант. Я спал крепко и почти не видел снов, так что, проснувшись, стремился вернуться в эту пустоту снова. Миссис Флорес приглашала нас с мамой на похороны Мэй, которые состоялись в воскресенье утром, но я остался дома, а мама не стала настаивать. Возможно, когда-нибудь я пожалею о том, что не воспользовался возможностью попрощаться с Мэй, посмотреть на нее в последний раз, но мне было слишком трудно прийти на кладбище и увидеть лучшую подругой мертвой. Я все еще не мог смириться с тем фактом, что ее больше нет, до конца, и смотреть, как ее тело опускают в землю, было бы невыносимо больно для меня. Мама вернулась домой во второй половине дня и застала меня в комнате за просмотром фотоальбома. Я был так увлечен разглядыванием фотографий, что заметил ее присутствие только тогда, когда на страницу альбома упал бумажный конверт. - Что это? - спросил я, устало посмотрев на маму, которая в это время опустилась на кровать рядом со мной. - Миссис Флорес нашла это в комнате Мэй, когда разбирала ее вещи, - ласково ответила мама, взяв меня за руку. - Она не стала его распечатывать, но хотела, чтобы это сделал ты. Думаю, тебе будет интересно. Еще несколько секунд мама смотрела на меня, а потом, убрав волосы с моего лба, поцеловала и вышла из комнаты, оставив меня наедине с письмом. Долгое время я безмолвно смотрел на закрывшуюся после нее дверь, совершенно ни о чем не думая, а потом медленно перевел взгляд на конверт. Посреди сложенного белого листа бумаги черными чернилами было выведено и подчеркнуто мое имя. Я узнал почерк Мэй и стал выводить пальцем каждую букву. Пока в моих руках был этот конверт, меня не покидало ощущение, будто я держу что-то особенное, что-то, к чему прикасалась Мэй еще когда была жива, и от осознания этого меня вдруг передернуло и, по моей коже побежали мурашки. Еще не заглядывая внутрь, я понимал, что это предсмертная записка. Первые пять минут я в смятении смотрел на конверт, не решаясь раскрыть его и прочесть письмо. Мне было неловко; я не знал, хочу ли я сейчас его читать, или стоило бы отложить его до лучших времен и прочитать в более спокойном состоянии. Я предугадывал содержание и был уверен, что не смогу сдержать слез, но любопытство настойчиво упрашивало вскрыть конверт и заглянуть внутрь. В итоге, повертев конверт еще минуту, я решил, что раз уж страдать, так страдать до конца, и достал письмо. Аккуратно развернув листок бумаги и взглянув на причудливые буквы, которые могла вывести только Мэй, я уже почувствовал, как мое сердце сжалось от боли, но только грустно улыбнулся и начал читать.