Закончив читать, я ощутил, как по щекам текут два соленых ручья, такие сильные, что, казалось, они способны смыть все на своем пути. Ручьи оббежали все лицо; некоторые их потоки покатились по шее и далее по груди, а некоторые тяжелыми каплями падали прямо из глаз на серую футболку, оставляя огромные мокрые пятна, расползавшиеся в целые моря. Слезы текли так стремительно, что я не успевал даже дышать. Я задыхался, утопая в этих соленых ручьях, но был не в силах остановиться. Бережно отложив письмо в сторону, чтобы наводнение не затронуло и его, я с головой накрылся одеялом и стал выплескивать из себя весь океан страданий, разбушевавшийся до такой степени, что предотвратить шторм было уже просто невозможно. Я плакал так сильно впервые за долгое время, а, может, и за всю жизнь. Проходило время, а слезы все текли и текли, но даже когда их запас уже иссяк, я продолжал лежать лицом в подушку и всхлипывать. Время от времени в комнату заходила мама. Наверное, ей за эти выходные досталось еще больше, чем мне; она видела мои страдания, но ничего не могла сделать, а это иногда гораздо больнее. Когда же я, наконец, успокоился, то взял в руки письмо и стал перечитывать его снова и снова, пока не почувствовал облегчение. Со слезами, казалось, вымылась половина моей скорби, и я смотрел на последние строки уже без слез и даже с легкой улыбкой. "Я умерла лишь телом", - звучало то и дело в моей голове, и я представлял, как Мэй сидит со мной, рядом, и улыбается, озаряя улыбкой все вокруг. От этого так тепло становилось на сердце, и я на минуту забывал, что она теперь всего лишь мое воображение. Нет, Мэй не может быть воображением. Даже будучи мертвой, она остается самой настоящей, самой живой из всех, кого я знаю и кого знал. И пока я не умру сам, она всегда будет жива для меня, жива в моей памяти, в моем сердце. Как бы мне не хотелось, но на следующий день пришлось идти в школу. Утро было все таким же серым; дождливые выходные не прошли бесследно: огромные лужи встречались через каждые несколько шагов, и пройтись по улице так, чтобы не влезть в одну из них, было практически невозможно. Погода, тем не менее, была теплой для поздней осени, даже очень, хотя солнца за весь день так и не показалось. К своему собственному удивлению, мне совсем не хотелось спать. Я встал легко и так же легко выскочил из дома, а по дороге с большим удовольствием разглядывал людей, деревья, опавшую листву, здания - все, что только встречал. Школьный порог я пересек в бодром, светлом состоянии, с готовностью учиться и активно работать на занятиях. Но вот прошло только три урока, а настроение пошло на спад. Меня снова одолела грусть, усталость. Все ужасно надоело, особенно невыносимо громкий шум в коридорах, и мне ужасно хотелось вернуться домой, в кровать, и, укрывшись одеялом, лежать там целый день. Перемену я провел на улице, как и большинство учеников и учениц. Мне показалось, что свежий воздух сможет вернуть силы и снять усталость, так что я нашел безлюдное место за школой и присел под большим развесистым деревом на бордюр, предварительно проверив, сухой ли он. Я закрыл глаза, запрокинул голову и стал наслаждаться прохладным ветерком, обдувающим лицо. Делая глубокие вдохи, я старался думать о чем-то приятном или вовсе ни о чем не думать, чтобы расслабиться и на пару минут забыться. К счастью, у меня это вышло легко. Мозг отключился, а потом в голове стали возникать весенние пейзажи, такие светлые и теплые, и я представлял себя в них. Я видел, как гулял по апрельскому парку, совершенно зеленому, а в лицо мне дул свежий весенний ветер, несущий волшебный запах чего-то нового. Такой бывает только весной. Я медленно шел по каменной тропинке прямо вглубь парка и с восторгом осматривал все вокруг: сочную молодую травку, редкие, но такие нежные цветы, ярко-зеленые деревья, сквозь ветви который просачивался солнечный свет, делая их еще зеленее. Все это казалось таким реальным, и я чуть ли не забыл, что на самом деле всего лишь сижу около школы, а на дворе - осень. - Привет, - послышался знакомый приятный голос. От неожиданности я вздрогнул, в один момент широко раскрыл глаза и обернулся на звук. В метре от меня на том же бордюре сидела бледная девушка, подогнув длинные худые ноги и сложив руки на коленях. Сегодня на ней был белоснежный брючный костюм: узкие брюки, пиджак с рукавами, подвернутыми до локтей, и ментоловая футболка, единственная не белая вещь на ней. Серебристые волосы были собраны в высокий хвост, и его кончики практически доставали до земли. За эти выходные я совсем забыл о ее существовании и уже был уверен, что она больше не появится в моей жизни. Но вот она сидела передо мной, немного склонив голову на бок и слегка улыбаясь, а мое лицо залилось краской оттого, что она застала меня здесь одного, мечтающего о весне. - Прости, я не хотела тебя смущать, - дружелюбно произнесла она. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а потом мне стало неловко, и я опустил взгляд. Краем глаза я заметил, что и девушка больше не смотрела на меня, теперь она разглядывала здание школы перед собой. Только после минуты молчания она, наконец, подняла глаза и решилась что-то сказать. - Я на самом деле не думала приходить после того нашего разговора, но... - Девушка пожала плечами и на секунду улыбнулась, встретив мой взгляд. - Мне просто захотелось узнать, как ты себя чувствуешь. Потерять кого-то близкого - это непросто, а ведь, насколько я знаю, у тебя нет друзей, которые могли бы как-то поддержать. Вот я и подумала, что будет неправильно, если ты останешься совсем один. Она замолчала, наверное, о чем-то задумавшись, а потом добавила: - Но это я так, вдруг тебе нужно будет выговориться или найти где-то поддержку. Я люблю помогать людям, хотя успокаивать кого-то после смерти близкого человека мне еще, кажется, не приходилось. Но если тебе это не нужно, я не навязываюсь. Я прищурил глаза и посмотрел на нее с некоторым недоверием. Я не понимал, зачем ей меня утешать, и пытался найти во всем этом подвох, но отказываться от разговора не стал. Наша прошлая беседа оставила много вопросов, ответы на которых мне бы хотелось узнать. Кроме того, я с самого первого дня встречи с этой девушкой чувствую, что вся она овеяна какой-то тайной, и, возможно, этот разговор - мой шанс разгадать ее. Я набрал воздуха в легкие и попробовал что-то сказать - Ты так и не рассказала, как вы познакомились с Мэй, - произнес я, стараясь звучать как можно увереннее, но на самом деле получилось как-то хрипло и не совсем внятно. Однако девушка вполне меня поняла и, кажется, была не совсем в восторге от вопроса: легкая улыбка на ее губах, с которой она наблюдала за мной, постепенно угасла. Хотя на самом деле сказать, о чем конкретно она думала или что ощущала было трудно; ее глаза все так же ничего не выражали, казались абсолютно пустыми, но уже не пугали. Может, я просто привык к ним. - Прямо на этом месте, - сказала девушка, принявшись оглядывать все вокруг и особенно большое полуголое дерево, под которым я сидел. - Буквально несколько дней назад я увидела ее сидящей здесь. Уроки уже закончились, но она не уходила, а сидела под деревом и смотрела вникуда. Ей было грустно, я предложила помощь. Мы разговорились. Мэй очень многое рассказала мне, потому что больше ей некому было выговориться, и я ее выслушала ее, постаралась утешить, проводила до самого дома. Ну, и дальше ты все знаешь сам. - Но ты сказала, что знала о ее болезни, - в недоумении произнес я. - Мэй не говорила про нее даже мне, не могла же она все рассказать совершенно не знакомому человеку. Девушка замерла и отвела взгляд куда-то в сторону, а затем снова посмотрела на меня, но почему-то мне показалось, что взгляд этот был неуверенный. - Я просто это знала, - ответила девушка немного тише. Мы молча смотрели друг на друга. Я почувствовал, что смутил ее своим в