увствую себя лучше. Это расслабляет, помогает переключиться. Так что, наверное, да, нравится, но я играю правда очень редко. В последний раз держал гитару где-то полгода назад и то всего пару минут. - Почему же ты так редко играешь, если тебе нравится? - спросила девушка, глядя на меня взглядом блестящих серых глаз, в которых я впервые увидел какое-то чувство - заинтересованность. Быть может, мне просто показалось или я настолько привык к этому взгляду, что стал внушать себе, будто там, за толстым слоем пустоты и холодности, действительно что-то есть, но я смотрел в эти глаза и четко видел в них интерес. Восхищенный этим наблюдением, я выпал из реальности и, широко улыбаясь, неотрывно смотрел на свою собеседницу, пока ее глаза вновь не поглотило бездушие. - Милтон? - окликнула она меня. - Я... - Я покраснел, на мгновение зажмурился и стал мотать головой из стороны в сторону. - Прости, я задумался. Что ты спрашивала? Дейзи только улыбнулась и повторила вопрос. - Ну, я... Я не знаю, на самом деле, - ответил я, все еще смущаясь оттого, что слишком долго смотрел в ее глаза. - Наверное, мне просто лень. Или нет времени, настроения, желания. Если мне нравится что-то делать, это ведь не означает, что я должен заниматься этим постоянно. Делая что-то без желания, ты убиваешь для себя всю прелесть этого занятия. - Наверное, это так, - согласилась Дейзи, - но разве сейчас не самое подходящее время, чтобы расслабиться, отвлечься от проблем и полностью отдаться музыке? - Может быть, - пожал я плечами. - Пообещай мне, что придешь домой и попробуешь что-нибудь сыграть, - произнесла она так заботливо, как только могла. Я вздрогнул от этого голоса: он так сильно напомнил мне Мэй, когда она точно так же сидела со мной, грустным и потерянным, рядом и пыталась убедить, что все не так плохо и я должен взять себя в руки. Это секундное воспоминание с ностальгической болью отозвалось в моем сердце, но я поднял голову и усмехнулся, глядя на девушку. - Не могу обещать, - ответил я, - но сделаю все возможное. Дейзи рассмеялась, и я в очередной раз заметил нечто прекрасное в ее глазах. На этот раз они смеялись, как и она сама, но смеялись необычно, через призму пустоты, скрывающей все ее эмоции в обычное время. Видеть, как пелена холодности спадает, не в силах больше прятать всю красоту эмоций, таящихся в глубине глаз, было так невероятно, будто наблюдать за снегом, исчезающим под теплыми лучами солнца и открывающим молодую, зеленую траву, долгожданную весну после долгой зимы. Так и я смотрел на нее, такую живую, настоящую, какой даже представить ее не мог еще неделю назад. Образ до жути пугающей девочки-призрака, чьи страшные глаза преследовали меня несколько дней, разрушался, таял, как снег, открывая совершенно новую, неизвестную мне ранее девушку, которая, несмотря на обманчивый вид, чарующе мила и открыта. Она расцветала все больше с каждой секундой, и что-то внутри меня трепетало, разливалось теплом по венам, не давая отвести взгляда от этих чудесных глаз. Мы разговаривали целый урок, и я даже не заметил, как школьный двор вновь стал наполняться людьми. Никто из нас больше не чувствовал смущения или дискомфорта; мы смеялись, говорили обо всем на свете, и мне казалось, будто я еще никогда не встречал человека более необычного, чем Дейзи. Она напомнила мне о днях, когда мы с Мэй точно так же сидели около школы и непринужденно беседовали, не обращая внимания ни на кого, кроме друг друга, но воспоминания об этом больше не вызывали боли, даже наоборот, я был рад, что в моей жизни появился кто-то столь же необыкновенный, как Мэй. - Если бы у меня был выбор, - говорила Дейзи, - я бы с удовольствием стала человеком. Самой обычной девушкой, смертной, такой же, как все эти школьницы. Я бы могла узнать, что такое детство на самом деле, чувствовать все так, как могут чувствовать только подростки, заниматься любимым делом и строить свою жизнь, как мне хочется, будучи уже взрослой, а потом умереть в старости, но умереть счастливой оттого, что я прожила прекрасную жизнь, наполненную множеством приятных моментов. Никогда я бы не выбрала вечную жизнь, особенно такую, по собственному желанию. - Тебе не нравится твоя жизнь? - спросил я, наблюдая, как она задумчиво смотрит на затянутое облаками небо. - Это не жизнь, - ответила девушка. - Это существование, причем довольно печальное и лишенное смысла. Я была такой, какой ты меня видишь, с самого начала. Я никогда не была маленькой, я не знала ни родительской любви, ни любви обыкновенной. Единственное, на что я способна - это объявлять конец людским жизням, хотя (какая ирония!) ненавижу это всей своей сущностью. Мне бы хотелось, наоборот, помогать людям, но я максимум могу сказать им пару добрых слов, как-то утешить перед их собственной смертью. И мне бы хотелось творить. До сих пор я время от времени захожу в галереи, смотрю на картины, выставленные там, и ощущаю невероятный восторг. Если бы я только могла, я бы рисовала каждый день, ни на час бы не отходила от мольберта, пачкала бы руки в краске и выплескивала на холст все, что чувствую. Но у меня нет такого выбора. Я ведь даже кисть взять в руки не способна. Она повернулась ко мне и слабо улыбнулась. - Тебе несказанно повезло родиться человеком, - произнесла Дейзи. - Может, тебе так и не кажется, но пожил бы ты хотя бы год в моем теле, сразу понял бы, как ошибался. Человеческая жизнь сложна, порой даже чересчур сложна, но в этом и заключается ее прелесть. Любые неприятности можно преодолеть; все рано или поздно проходит, оставляя лишь воспоминание, небольшой след на необъятном полотне памяти. Даже если тебе кажется, что это конец, что больше не осталось в твоей жизни радости, ты неправ. Пока ты не сделаешь свой последний вздох, все по-прежнему можно изменить. Чего не скажешь о моей жизни, где все предрешено за меня и я лишена любой возможности это исправить. Она вздохнула, и мне стало невероятно грустно от ее слов. Проходила минута, две, три, а мы все молчали, погруженные каждый в свои мысли. Она изучала небо, а я сверлил взглядом асфальт под ногами, и никто из нас не решался заговорить. Да и о чем тут было говорить? Мне так хотелось сказать ей что-то приятное, чтобы немного утешить ее, но все слова казались такими неподходящими. Я смотрел на нее, неоднократно открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывал его и переводил взгляд обратно на асфальт, так и не найдя нужных слов. Пока я собирался с мыслями, девушка обернулась ко мне с улыбкой, простой дружеской улыбкой, и произнесла абсолютно спокойно, даже с нотками веселья в голосе: - Не люблю затяжные паузы после таких разговоров. Давай поговорим о чем-нибудь более веселом. Что думаешь о погоде? - Считаешь, что это веселая тема? - усмехнулся я, приподняв брови от удивления. - Все же лучше, чем неловко молчать, - засмеялась девушка. - Ну, а если серьезно, то откуда мне знать? Может, ты находишь дождь веселым? - О нет, я не люблю дождь, - ответил я, покачав головой. - Вся эта сырость, слякоть, лужи кругом - это не мое. Я был бы счастлив, если бы хоть на минутку выглянуло солнце. - А я люблю дождь, - пожала она плечами. - Особенно ливень, настоящий ливень с грозой, молнией и всем таким. Потрясающее явление. Но больше всего я люблю снег и холод, когда снежинки устилают весь город и кажется, будто он сам слеплен из него. Все сливается в один белый лист, на котором никто не нарисовал линию горизонта, и небо стало неразделимо с землей. - Да, красиво, - согласился я. - Но я все равно предпочту тепло и солнце. Когда на улицу вновь вернулся шум перекрывающих друг друга голосов, Дейзи встала на ноги, поправив свой и без того аккуратный и чистый белый костюм, заявила, что ей пора идти, и, улыбнувшись на прощанье, исчезла за углом. Я наблюдал за ее плавной походкой и ловил себя на мысли, что не хочу расставаться с ней. В какой-то момент мне захотелось подняться и побежать за ней, но эту идею я отверг так же быстро, как и придумал. Только через пять минут после ее ухода я встал и, подняв рюкзак, направился ко входу в школу. Я снова не мог сосредоточиться на уроках. Мысленно я все еще беседовал с Дейзи, и переключиться на учебу оказалось очень трудно: только я решал внимательно вслушиваться в слова учительницы, как мозг начинал перематывать моменты нашего разговора, и я погружался в них с головой, забывая, где нахожусь. Придя домой и оказавшись в своей комнате, я отбросил рюкзак в сторону и упал на кровать, но, пролежав так несколько минут, я понял, что во мне слишком много энергии для отдыха на кровати и мне срочно нужно чем-то заняться. Я пробежался взглядом по комнате и наткнулся на гитару, одиноко стоящую в углу. В очередной раз в моей голове промелькнул момент нашего разговора с Дейзи, и я вспомнил, что обещал попробовать сыграть что-нибудь, поэтому тут же ринулся к гитаре и уже через минуту держал ее в руках, проводя пальцами по упругим струнам. Я долго думал, что именно мне сыграть, какая песня больше всего соответствует моему настроению, но, так ничего и не вспомнив, решил импровизировать. Пальцы умело перебирали струну за струной. Казалось, я вовсе им не нужен: они сами прекрасно справляются со своим делом, а мне остается только слушать и наслаждаться. Комнату наполни