ем больше разочаровывался в них. Я понял, что на самом деле ничто из моих представлений о подростковой жизни, ничто из того, что могла мне предложить эта так называемая "элита", меня не интересует, и уже скоро я ушел из их круга, оставшись практически полностью одиноким в этой школе. Но все же есть и здесь интересные люди, с которыми приятно общаться. Просто знать, что они существуют, уже прекрасно. Еще в свои малые годы я встретил на детской площадке, куда меня часто водила погулять мама, смуглую девочку с темными вьющимися волосами до плеч. Она сидела в песочнице и в гордом одиночестве лепила какие-то фигурки. Сначала ее лицо было закрыто полупрозрачной занавеской из темно-каштановых прядей, но через какое-то время она встряхнула головой, и я увидел на ее маленьком смуглом личике большое черное пятно, протянувшееся через всю переносицу и немного затронувшее левый глаз. Поскольку я никогда не видел столь необычных родимых пятен у людей, я заинтересовался и смотрел на нее, не отводя глаз, но, видимо, смутил девочку, потому что она, случайно повернувшись в мою сторону, вдруг потупила взгляд в желтый песок и слегка покраснела. Эту девочку звали Мэй. Она долго была тихой и застенчивой, не любила много говорить и часто краснела, если ей приходилось отвечать на вопросы или кто-то в упор смотрел на нее. Во второй раз я увидел ее уже в школе. Так случилось, что мы с Мэй не только учились в одном классе, но и садились часто рядом друг с другом. Именно тогда я и узнал ее имя, особенности ее характера и познакомился с ней поближе. Казалось, что у нас, у двух стеснительных детей, никогда не получится завязать разговор. Я видел, как она неохотно общается с одноклассниками, с трудом отвечает на вопросы учительницы (не потому, что не знает, а потому что просто боится ошибиться и вызвать смех), и я был уверен, что меня ждет тот же неловкий разговор, смущенный взгляд и налитое краской лицо моей собеседницы, но, как ни странно, оказался неправ. Ни я, ни она не чувствовали себя зажато и скованно, когда мы разговаривали друг с другом, и именно это обстоятельство стало причиной нашего сближения. В последующие годы с нами приключалось всякое, но наша дружба с Мэй прошла все испытания, которые только попадались нам на нашем жизненном пути. Мы уходили к другим людям, вливались в новые компании, но всегда в итоге возвращались друг к другу и продолжали общаться как ни в чем не бывало. Даже взрослея и обретая новые интересы, меняя свои взгляды и отрекаясь от старых убеждений, мы оставались похожими друг на друга и шли сквозь годы, держась за руки. На одну из годовщин нашей дружбы (точной даты начала нашего общения мы не запомнили, поэтому решили отмечать это замечательное событие в середине сентября) Мэй подарила мне серебряное кольцо, самое обычное кольцо, каких множество в ювелирных магазинах. Единственное, что выделяло его - изящная гравировка на внутренней стороне, которая состояла всего из двух латинских слов - "In aeternum", что означает "навсегда". Эта фраза так растрогала мое сердце, что я решил носить его, не снимая. Вот уже три года это кольцо на моем пальце в знак нашей вечной дружбы с Мэй, и я действительно практически никогда не снимал его с пальца, от этого оно немного потерлось. Мэй была единственным человеком в моей жизни, которому хотелось подражать. С переходом в среднюю школу она начала меняться: открытость пришла на смену замкнутости, а вместо неуверенности появилась невероятная жизнерадостность и любовь к себе и окружающим. Она всегда много читала и отличалась неординарным умом, но сейчас, в свои семнадцать лет, она тонула в книгах и, наверное, даже жила не в скучном реальном мире, а в волшебной сказке, где люди всегда добрые и все заканчивается прекрасно. Мэй умела говорить коротко, но в самую цель, ее фразы можно было бы превратить во вдохновляющие цитаты, которые смогут и поддержать, и развеселить, и навеять печаль, и дать ответы на все философские вопросы. Ее вера в себя, в свои силы, стремление не к совершенству, а к гармонии с собой вдохновляли меня и неоднократно заставляли изменять свою точку зрения. За несколько лет маленькая милая гусеница, прочно зажатая в свой кокон и не желающая его покидать, стала прекрасной бабочкой, открытой, искренней, желающей подарить всему миру радость и доброту. Она не была самой популярной девушкой в школе, а ее черное родимое пятно на лице нередко становилось предметом насмешек, но любой человек, с которым когда-либо общалась или которому в чем-то помогала Мэй, отмечал ее невероятную доброжелательность и чувствительность к проблемам других людей. Кстати говоря, своего родимого пятна она не скрывала и даже любила его, не обращая внимания на тех, кто смеялся над ним. Люди склонны унижать людей за их внешность, и в этом плане Мэй досталось больше всех наших сверстников и сверстниц, но сила, с которой она выносила все эти глупые шутки и оскорбления, которые, казалось, задевали всех, кроме нее, не могла не восхищать. Ее жизнерадостный образ и искренняя любовь к собственной уникальности стали для меня примером и помогли справиться со многими трудностями принятия себя, через которые проходят все подростки. Если бы не Мэй, я бы продолжал гнобить себя за нескладность собственного тела, рассыпанные по всей коже родинки и веснушчатое лицо. Как лучшие друзья, мы привыкли много времени проводить вдвоем и делиться всеми секретами, волнующими нас вещами. Когда Мэй было плохо, она приходила ко мне и рыдала в моих объятиях, и я всегда принимал, неважно, было ли сейчас раннее утро или поздняя ночь, были ли у меня срочные дела или нет. Помощь и моральную поддержку я ставил выше школьных оценок, собственного состояния и каких-либо срочных дел, потому что какими бы срочными они не были, они всегда могут подождать, а подруга, у которой горе и которой больше не к кому пойти, нуждается в поддержке прямо сейчас, в эту самую минуту. Мэй это прекрасно знала и каждый раз рассыпалась в благодарностях и извинениях, на которые я всегда махал рукой или закатывал глаза. Она, однако же, не была равнодушна и к моим проблемам. Наверное, за долгие годы нашей с ней дружбы именно она помогала мне, чем только могла, а не я ей. Мэй умела заставить поверить в свои силы одними объятиями и убить тревогу заботливым взглядом. Невозможно выразить словами благодарность, которую я испытывал в такие моменты и испытываю до сих пор. Мне все казалось, что я не до конца оцениваю ее старания, и, если бы мог, хотел бы каждую минуту говорить о том, как много она значит для меня. Но наши отношения в последнее время заметно изменились. Мэй пытается быть все такой же жизнерадостной и внимательной к людям, но в ее улыбке то и дело угадывается наигранность. Мы стали меньше проводить времени вдвоем и редко видимся за пределами школы. Она притворяется, что с ней все хорошо и уходит от разговоров, ограничиваясь простыми "привет", "как дела" и "пока". Эти перемены в ней не могли меня не волновать. Прежде она всегда делилась своими проблемами со мной, и мы вместе решали, но, видимо, проблему, которая поглотила ее теперь, Мэй захотела сохранить в тайне. Из-за этого в мою голову начали лезть пугающие мысли о том, что она потеряла доверие ко мне, что мы больше никто друг для друга, и так плохо, так больно становилось мне от этих мыслей, что я мог не спать ночами, думая о Мэй, или едва сдерживал слезы каждый раз, когда она безуспешно разыгрывала передо мной прежнюю веселую девчонку Мэй, которую, казалось, ничто не могло сломить. Я ждал серьезной беды от ее поведения. Сегодня я как всегда встретил Мэй в школьном коридоре. Я выходил из кабинета английского и увидел ее, стоящую в полном одиночестве с телефоном в руках. По движениям ее пальцев можно было догадаться, что она листала новостную ленту в социальной сети и время от времени что-то печатала. Подобную картину я наблюдаю вот уже вторую неделю, но сегодня все было иначе. На лице у Мэй сияла улыбка, настоящая, искренняя улыбка, которой я не видел так долго. Увидев ее радостной, я широко улыбнулся и прильнул к холодной стене, выкрашенной в белую краску, наблюдая за ней. Она все водила пальцем по экрану телефона, время от времени тихо посмеивалась над чем-то и продолжала улыбаться, склоняя голову на бок и не поднимая глаз. Первые несколько секунд я просто стоял у стены и смотрел на нее, будто выпав из реальности. Я не видел проходящих мимо людей, не слышал шума, а просто смотрел на свою единственную подругу и чувствовал, как внутри разливается тепло от ее счастливого лица. Прошло еще некоторое время, прежде чем я очнулся и подумал, что было бы неплохо подойти к Мэй, поговорить с ней о чем-нибудь. "Раз уж она в хорошем настроении, то наверняка не станет избегать разговора", - решил я и уже сделал два шага вперед, как вдруг к Мэй подлетела длинная белая девушка, появившаяся из неоткуда, и я остановился. Девушка напрыгнула на нее со спины, обхватив тонкими руками ее шею. Мэй обернулась, и обе девушки звонко рассмеялись, обнимая подруга подругу. Казалось, они знакомы вот уже сотню лет, но я, стоя в недоумении посреди школьного коридора, совсем не узнавал эту внезапно появившуюся девушку. Она была до невозможности странной, и, разглядывая ее, я несколько раз усомнился в ее реальности. Она походила, скорее, на призрака, чем на чело