куда-то в сторону. - Уверен? Я кивнул, и она вздохнула. - Тогда спокойной ночи, - произнесла она, стараясь звучать ласково, но вышло немного растерянно. - Спокойной ночи, - прошептал я, и мама, отступив назад, медленно закрыла дверь. Когда она ушла, я откинулся назад и упал на кровать, закрыв глаза. Слова мамы не выходили из моей головы. Я перекручивал наш разговор снова и снова, вспоминал ее наполненные слезами глаза, ее беспокойство. Сначала мне стало ужасно грустно, но чем больше я мысленно повторял ее слова, тем глубже задумывался над ними. Я никогда не сомневался в своей адекватности, и я был уверен, что все, происходящее со мной, реальность, а не выдумка. До этого момента. Сейчас все казалось настолько запутанным, что я уже ни в чем не мог быть уверенным. "И ведь, действительно, - думал я, - кроме меня, никто ее не видит. Что если мама права?" Сердце сжималось от таких мыслей. "Нет, - тут же говорил себе я, - она не может быть просто фантазией. Она слишком прекрасна, я определенно не мог ее выдумать. Она существует, и я ее люблю." И снова голос разума призывал меня посмотреть на все глазами, подключенными к мозгу, а не сердцу; снова он находил десятки аргументов против Дейзи; снова моя голова заполнилась сомнениями и подозрениями. Лишь тонкий голосочек сердца, тех нежных чувств, которые я питал к ней, упорно сопротивлялся и в отчаянии выкрикивал: "Это неправда!", как маленький ребенок, желающий верить во все лучшее. Эта перепалка между разумом и чувством продолжалась очень долго, пока я окончательно не потерял все свои силы и не уснул, даже не расстелив постель. Но и во сне меня не покидали эти размышления. Я видел Дейзи, одиноко стоящую посреди пустой комнаты. Все было таким темным, и она одна, как яркий луч света, стояла вся в белом, смотрела на меня и улыбалась. Я подходил все ближе к ней, тянулся рукой, стремясь коснуться ее, и она стала тянуться ко мне. И вот, когда расстояние между нашими пальцами сократилось до миллиметров, она вдруг растворилась в воздухе, исчезла, а вместе с ней исчез и свет. Я искал ее в темноте и отчаянно выкрикивал ее имя, но по-прежнему оставался совсем один. Потеряв всякую надежду вернуть ее, я лег на холодный пол, свернувшись калачиком, закрыл глаза... И тут же проснулся, но уже в реальном мире. Тяжело дыша, я лежал в своей кровати и смотрел в потолок. Было темно, в окно заглядывала большая круглая луна - должно быть, поздная ночь. Внезапно все мое тело пронзила боль, но не такая, как от удара или изнеможения. Это была душевная боль, настолько сильная, что я был словно парализован и не мог сдвинуться с места. К глазам отчего-то подступили слезы, но я тут же направил взгляд вверх, так, чтобы каждая слезинка закатилась обратно. Я не понимал, что происходит; мой разум по-прежнему спал. Справившись с поглотившей меня волной боли, я заполз под одеяло и, накрывшись с головой, снова уснул, на этот раз до самого утра. На следующий день я не увидел ее в школе. Она не появилась ни на одной перемене, не показалась ни на минуту впервые за время нашего общения. Напрасно я ждал ее за школой под большим раскидистым деревом, гнувшимся под порывами холодного ветрами. Сердце изнывало от боли; я чувствовал себя таким виноватым перед ней и предполагал, что вчерашние обстоятельства послужили причиной моего сегодняшнего одиночества, но в глубине души надеялся, что она просто слишком занята. Ее отсутствие стало поводом в очередной раз задуматься над словами мамы. Я старательно игнорировал любые мысли об этом, но выбить их из головы оказалось не так просто. Казалось, что, если я еще не сошел с ума, то именно эти мысли и положат начало моему сумасшествию. В итоге я все же втянулся в размышления, и вновь в моей голове воцарилось жестокое противостояние сердца и разума, любви и здравого смысла. Все во мне разрывалось на части от этих противоречий; я не знал, кому верить, за кем стоит следовать и от чего отказаться, чтобы наконец наступило счастье. Все это привело к тому, что я больше не был уверен вообще ни в чем. Я так сильно влюблен в Дейзи, она мне приятна как личность, но что если эта любовь безумна? Что если я действительно питаю ее к воображаемому существу и именно эти чувства мешают мне осознать проблему и как-то бороться с ней? Что если я правда начинаю сходить с ума и появление Дейзи - первый признак серьезного расстройства, вызванного смертью близкой подруги и невыносимого одиночества? Она ведь на самом деле не была похожа на настоящего человека, несмотря на то что внутри она была живее всех живых, тем более меня, и, скорее, это она должна сомневаться, существую ли я. Но дело было не во внутреннем мире; я мог выдумать его сам, поэтому доказать ее реальность тем, что внутри нее горит неугасающий огонь искренности, стремлений и любви ко всему окружающему, я, к сожалению, не мог. Дело было в том, что до сих пор ее не видел никто, кроме меня самого. Она говорила, эту способность обретают только умирающие, так, может, я действительно умираю - не физически, но психически. Быть может, Смерть, являющаяся ко мне ежедневно - признак скорого сумасшествия, разрушения моей жизни и медленного уничтожения моей личности? Быть может, именно из-за этого она втирается ко мне в доверие? Тревога охватила меня полностью. Внезапно я почувствовал холод и дрожь по всему телу, но был не в силах унять ее. Все из-за того, что, как бы я ни старался, полностью заглушить тот самый тонкий голос зародившейся во мне любви не могли даже самые мощные аргументы против Дейзи. Он мог быть похоронен заживо в толще сомнений и подозрений, мог затихнуть почти до шепота, но он был слышен, он сопротивлялся, протестовал, и, казалось, теперь, когда я был убежден в том, что со мной что-то не так, я слышал его даже отчетливее, и такой болью отзывался этот голос в моем сердце, что я съеживался, обхватывал себя руками, зажмуривал глаза и пытался изо всех сил не расплакаться, притупить эти страдания и беспощадно задушить в себе какие-либо мысли о любви. После долгой ночи размышлений я дал себе обещание сократить общение с Дейзи до минимума. "Если я прекращу обращать на нее внимание, - думал я, - она сама потеряет ко мне интерес, и вот тогда я наконец-то одержу победу над этим противным голосом, уничтожу его, а про нее скоро совсем забуду." Принять это решение было несложно - сложно было его исполнить. На следующий день я снова видел Дейзи. Она несколько раз промелькнула в толпе, улыбалась и махала рукой, но я сохранял безразличное выражение лица и только отворачивался. Каждая такая наша маленькая встреча была огромным ударом по сердцу. Я чувствовал, как оно глухо ударялось о грудную клетку и стремительно летело вниз, но старался не показывать этого и не признаваться даже себе, что мне больно от собственного равнодушия. После занятий я уверенно шагал домой, когда меня окликнул знакомый голос, самый волшебный голос в моей жизни, от которого я сейчас стремился избавиться. Сделав вид, что ничего не услышал, я прошел мимо и вышел со школьного двора. Однако Дейзи так просто сдаваться не собиралась: несмотря на бесшумность ее шагов, я знал, что она идет за мной. - Милтон, пожалуйста, подожди, - кричала девушка, ловко огибая проходящих мимо людей. Я шел, не оборачиваясь, и с каждой секундой ускорялся, чтобы побыстрее оказаться в метро и больше ее не видеть, по крайней мере, сегодня. Одновременно я боролся с сердечной болью и волной слез, подступавшей к глазам, и оттого совсем не смотрел под ноги. Вдруг передо мной выросла белая тонкая фигура, и я, испугавшись, отпрянул назад. - Пожалуйста, выслушай меня, - просила Дейзи. - Или хотя бы просто скажи, почему ты меня избегаешь. Мне нужно знать, что все это значит. - Я не в настроении общаться, - пробормотал я, даже не посмотрев на нее, и тут же рванул вперед. Преследование прекратилось, девушка молча стояла на прежнем месте и смотрела мне вслед. Я же шел быстрыми шагами и даже не видел дороги: глаза застелила пелена слез, и я стал чаще моргать, усердно смахивая капли с ресниц. Так проходила неделя, две, но боль вместо того, чтобы утихнуть, только обострилась. Я не мог забыть Дейзи, не мог смириться с ее полуотсутствием в моей жизни. Мне не хватало наших долгих и таких теплых разговоров, и я чувствовал себя таким одиноким, словно от меня отвернулся весь мир. После нескольких попыток поговорить Дейзи отошла в сторону и перестала навязываться, но все же каждый день появлялась в школе и смотрела на меня, как в самые первые дни, когда мы только увидели друг друга. Ее глаза вновь ничего не выражали, они застыли, покрывшись льдом бездушия и душевной пустоты, но я старался вовсе на заглядывать в них. Я понимал, что делаю ей больно, что страдаю от этого не только я, но тут же разум взывал к здравому смыслу и убеждал меня, что она - просто моя галлюцинация, у которой на самом деле нет чувств. Однако меня это ни капли не успокаивало. Мучения, которые я тщательно скрывал в самой потайной части моего сердца, все копились, копились и были готовы вот-вот взорваться. Так и вышло. Ночью я сидел на краю кровати и рассеянным взглядом сверлил стену напротив, думая обо всем и одновременно ни о чем. "Что я с собой делаю? - размышлял я, даже не думая ложиться спать. - Я разрушаю сам себя. Я убиваю себя, игнорируя ее. Даже если я сум