ека, либо же на человека, которого с головы до ног покрасили белоснежной краской. Девушка была очень худой, до такой степени худой, что можно было легко разглядеть каждую кость ее тела, прикрытую очень тонкой бледной кожей. Я невольно содрогнулся и сжался, подумав о том, что насколько тонкий, почти прозрачный покров тела может очень легко повредиться, и тогда на месте раны наверняка можно было бы разглядеть обнаженную кость. Но девушка не была совершенно белой только в плане кожи. Ее длинные волосы, доходившие до самой середины бедра, практически полностью сливались с цветом кожей, а на свету поблескивали серебром. Они были разделены на две части и покоились на узких, таких хрупких на вид плечах. Одета девушка была в блузку без рукавов, джинсы и кроссовки - все белое, будто других цветов она не признавала. Я смотрел на нее, словно зачарованный, и не мог отвести взгляда. Она сильно выделялась в толпе, но никто не смотрел в ее сторону и не придавал никакого значения ее внешнему виду. Все только проходили мимо, будто они каждый день видят подобных людей и не находят в этом ничего, как минимум, заслуживающего внимания. Я же упорно продолжал смотреть на то, как эта странная девушка разговаривает с Мэй и, наверное, кажется ей очень хорошей, потому что они говорили без умолку, и Мэй выглядела такой счастливой, какой, наверное, не была никогда. Вдруг девушка, засмеявшись, откинула голову назад, повернулась лицом в мою сторону и, убрав с лица любые признаки веселья, медленно выпрямилась. В этот момент меня словно током ударило. Я впервые смог разглядеть ее лицо, и первое, на чем я остановил свой взгляд - ее глаза. Они не были похожи на человеческие глаза, и я ощутил неподдельный страх, глядя в них. Это были две прозрачно-серых бездны, которые будто бы засасывали внутрь каждого, кто случайно в них посмотрит. Они были очень глубокими, но абсолютно безжизненными, не выражали никаких эмоций. Казалось, что это были вовсе не настоящие глаза, их как будто нарисовали поверх реальных, а они взяли и прочно вжились в лицо, которое, однако же, слишком юное и слишком прекрасное для таких пугающих глаз. Девушка, не отводя глаз, что-то спросила у Мэй и кивнула в мою сторону. Она тут же обернулась и, увидев меня, что-то радостно сообщила своей подруге, а затем с широкой улыбкой помахала мне рукой. Я поднял согнутую в локте руку и разжал ладонь в знак приветствия, но быстро сжал ее обратно в кулак. Мэй, казалось, ринулась в мою сторону, что-то весело говоря подруге, но та вдруг схватила ее своими длинными костяными пальцами за руку и остановила. Перекинувшись с ней парой слов, Мэй посмотрела на меня извиняющимся взглядом, а затем последовала за девушкой вдаль коридора, и уже скоро они растворились в толпе. Еще несколько минут я стоял на том же самом месте, пытался понять, что сейчас произошло, и чуть не опоздал на следующий урок. Все это было так странно: ужасно бледная незнакомка, ее дружба или хорошее знакомство с Мэй, ее поведение. Она заняла все мои мысли, потому что, во-первых, она была очень необычна внешне, я никогда не встречал подобных девушек в Лондоне, да и я уверен, что не встретил бы их и в другом месте. Ее нечеловеческая бледность, пустые, безжизненные глаза и длинное тело, которое, казалось, состояло исключительно из костей и кожи, делали ее похожей на героиню какого-нибудь ужастика, образ которой врезается в память, настолько, что ты еще неделю видишь его в страшных снах. Во-вторых, меня настораживало ее знакомство с Мэй. Я решил, что именно из-за этой девушки она сегодня ощущает себя такой счастливой. Конечно, я был рад видеть ее в таком прекрасном настроении, но все же немного ревновал, хоть и не должен этого делать. Я никогда не знал об этой девушке, Мэй так же не упоминала о ней в наших разговорах и, наоборот, заявляла, что у нее нет больше тех, кому она могла бы доверять всю себя, кроме меня одного. Следовательно, они знакомы не так давно и, вероятно, встретились вчера вечером или вовсе сегодня утром, потому что еще двадцать четыре часа назад я видел перед собой грустную Мэй с ужасно фальшивой улыбкой, а сегодня она ходит по школе и на каждом шагу чуть ли не подпрыгивает от счастья. Кроме того, меня очень тревожило то обстоятельство, что она, несмотря на то что хотела, отказалась подойти ко мне и вместо этого ушла со своей новоиспеченной подругой. Я переживал, что эта девушка окончательно разлучит нас, хотя какой-то своей частью я понимал, что если я больше не интересен Мэй, если со мной она больше не может и не хочет проводить свободное время, болтать и делиться секретами, то удерживать ее бесполезно и даже плохо для нас обоих. Целый день я наблюдал за тем, как Мэй болтала с бледной девушкой. Казалось, она вообще не обращала на меня внимания, совершенно не замечала и, увлеченная беседой, не вспоминала обо мне. Только девушка то и дело не сводила с меня глаз. Ее взгляд то прожигал насквозь, то замораживал все внутри, но при этом оставался таким же пустым и безжизненным. Я каждый раз чувствовал, как по моему телу пробегает мощная волна мурашек, ловя на себе этот странный взгляд. Почему-то у меня складывалось ощущение, что она меня ненавидит, ненавидит всем сердцем, хотя сам я не знал, из-за чего именно. Мы даже не знакомы, я не сделал ей ничего, но она не спускала с меня глаз каждый раз, когда я проходил мимо или просто находился в одной рекреации с ней. Тем не менее, Мэй с ней, судя по всему, было хорошо. Она смеялась и с жаром рассказывала своей собеседнице о чем-то, ее глаза блестели, а лицо светилось от радости. Даже домой она отправилась не одна: девушка села к ней в машину, и они вместе уехали за пределы школьного двора. Когда машина Мэй скрылась из виду, мне стало очень грустно и больно настолько, что мне хотелось расплакаться. Да, я ревновал и даже злился на ту девушку, но что бы чувствовал любой другой человек на моем месте? Вообразите: вы долгое время переживаете за лучшую подругу, которая выглядит так, словно с ней явно не все хорошо, и вот в один день она приходит в норму, снова радуется, смеется, но не обращает на вас никакого внимания, все время разговаривая с кем-то другим, малознакомым? Разве вы не почувствуете в этот момент хотя бы каплю ревности, не станете ли в припадке печали злиться на всех подряд, а потом копаться в себе, пытаясь отыскать причину такого поведения подруги? Остаток дня я был очень расстроен и все думал о ситуации с Мэй. Я то и дело заходил на ее страницу в социальной сети, листал ее стену, просматривал фотографии, даже не зная, зачем я все это делаю. Писать ей я не хотел, да и смысл? Она все равно не была в сети. Странное чувство, но мне весь вечер казалось, будто бы я никогда ее больше не увижу. Чем больше я об этом думал, тем страшнее становилось, и в момент, когда на глаза начали наворачиваться слезы, я понял, что мне срочно нужно отвлечься. Я закрыл глаза и стал мысленно пытаться посчитать, сколько будет шестьсот двадцать пять умножить на четыреста сорок два. Всегда, когда мне нужно было перестать думать о чем-либо, я брал первые попавшиеся большие числа и пробовал умножать их друг на друга. Как правило, это помогало. Поглощенный решением примера, я вскоре забывал, о чем думал ранее, и это позволяло мне освободить мозг от лишних размышлений и заняться чем-то более полезным. Это сработало и сейчас: я перестал думать о Мэй, но, едва я закончил размышлять над ответом, как мне на ум пришло что-то другое. Мне вспомнилась странная бледная девушка, вернее, не она сама, а ее глаза. В голове яркой вспышкой пронесся момент, когда она повернулась лицом ко мне, и я впервые увидел этот пугающий безжизненный взгляд. Даже воспоминания о нем хватило, чтобы по всему телу пробежал холодок, и я вздрогнул от этого ощущения. Теперь мне казалось, что эти глаза снова наблюдают за мной, и я стал быстро переводить взгляд из угла в угол, а затем встал с кровати и выглянул в окно. Только тогда, когда я тщательно все осмотрел и был уверен, что никто за мной не наблюдает, я снова вернулся на кровать и, схватив наушники, лежавшие на тумбочке, громко включил музыку, чтобы заглушить все на свете, даже собственные мысли. На следующий день погода только ухудшилась. Тучи над городом окрасились в черный и грозились вот-вот вылить на и без того сырой Лондон огромное количество дождевой воды. Сегодня я не увидел в школе ни Мэй, ни ее подружку. Сколько я не бродил по коридорам и всем тем местам, где обычно проводила время Мэй на переменах, ее нигде не было. На биологии, единственном предмете в расписании, который совпадал у нас с Мэй, и где больше всего надеялся ее увидеть, я обнаружил лишь пустое место рядом с собой, и это меня огорчило. С тяжелым вздохом я опустился за парту и принялся выкладывать учебник и тетрадь на стол, как вдруг что-то заставило меня замереть на пару секунд. Медленно я перевел взгляд с рюкзака на дверной проем и вздрогнул от неожиданности. Там меня встретили те самые страшные, пустые глаза. Их обладательница стояла прямо напротив и неотрывно смотрела на меня. Заметив, что я это увидел, она вдруг выпрямилась, растерялась и так быстро выскользнула из класса, что я даже моргнуть не успел, как она исчезла. Толком не поняв, что сейчас произошло, я смотрел на то место, где еще несколько секунд назад на меня глядели прозрачно-серые безжи