Целый день я наблюдал за тем, как Мэй болтала с бледной девушкой. Казалось, она вообще не обращала на меня внимания, совершенно не замечала и, увлеченная беседой, не вспоминала обо мне. Только девушка то и дело не сводила с меня глаз. Ее взгляд то прожигал насквозь, то замораживал все внутри, но при этом оставался таким же пустым и безжизненным. Я каждый раз чувствовал, как по моему телу пробегает мощная волна мурашек, ловя на себе этот странный взгляд. Почему-то у меня складывалось ощущение, что она меня ненавидит, ненавидит всем сердцем, хотя сам я не знал, из-за чего именно. Мы даже не знакомы, я не сделал ей ничего, но она не спускала с меня глаз каждый раз, когда я проходил мимо или просто находился в одной рекреации с ней. Тем не менее, Мэй с ней, судя по всему, было хорошо. Она смеялась и с жаром рассказывала своей собеседнице о чем-то, ее глаза блестели, а лицо светилось от радости. Даже домой она отправилась не одна: девушка села к ней в машину, и они вместе уехали за пределы школьного двора. Когда машина Мэй скрылась из виду, мне стало очень грустно и больно настолько, что мне хотелось расплакаться. Да, я ревновал и даже злился на ту девушку, но что бы чувствовал любой другой человек на моем месте? Вообразите: вы долгое время переживаете за лучшую подругу, которая выглядит так, словно с ней явно не все хорошо, и вот в один день она приходит в норму, снова радуется, смеется, но не обращает на вас никакого внимания, все время разговаривая с кем-то другим, малознакомым? Разве вы не почувствуете в этот момент хотя бы каплю ревности, не станете ли в припадке печали злиться на всех подряд, а потом копаться в себе, пытаясь отыскать причину такого поведения подруги? Остаток дня я был очень расстроен и все думал о ситуации с Мэй. Я то и дело заходил на ее страницу в социальной сети, листал ее стену, просматривал фотографии, даже не зная, зачем я все это делаю. Писать ей я не хотел, да и смысл? Она все равно не была в сети. Странное чувство, но мне весь вечер казалось, будто бы я никогда ее больше не увижу. Чем больше я об этом думал, тем страшнее становилось, и в момент, когда на глаза начали наворачиваться слезы, я понял, что мне срочно нужно отвлечься. Я закрыл глаза и стал мысленно пытаться посчитать, сколько будет шестьсот двадцать пять умножить на четыреста сорок два. Всегда, когда мне нужно было перестать думать о чем-либо, я брал первые попавшиеся большие числа и пробовал умножать их друг на друга. Как правило, это помогало. Поглощенный решением примера, я вскоре забывал, о чем думал ранее, и это позволяло мне освободить мозг от лишних размышлений и заняться чем-то более полезным. Это сработало и сейчас: я перестал думать о Мэй, но, едва я закончил размышлять над ответом, как мне на ум пришло что-то другое. Мне вспомнилась странная бледная девушка, вернее, не она сама, а ее глаза. В голове яркой вспышкой пронесся момент, когда она повернулась лицом ко мне, и я впервые увидел этот пугающий безжизненный взгляд. Даже воспоминания о нем хватило, чтобы по всему телу пробежал холодок, и я вздрогнул от этого ощущения. Теперь мне казалось, что эти глаза снова наблюдают за мной, и я стал быстро переводить взгляд из угла в угол, а затем встал с кровати и выглянул в окно. Только тогда, когда я тщательно все осмотрел и был уверен, что никто за мной не наблюдает, я снова вернулся на кровать и, схватив наушники, лежавшие на тумбочке, громко включил музыку, чтобы заглушить все на свете, даже собственные мысли. На следующий день погода только ухудшилась. Тучи над городом окрасились в черный и грозились вот-вот вылить на и без того сырой Лондон огромное количество дождевой воды. Сегодня я не увидел в школе ни Мэй, ни ее подружку. Сколько я не бродил по коридорам и всем тем местам, где обычно проводила время Мэй на переменах, ее нигде не было. На биологии, единственном предмете в расписании, который совпадал у нас с Мэй, и где больше всего надеялся ее увидеть, я обнаружил лишь пустое место рядом с собой, и это меня огорчило. С тяжелым вздохом я опустился за парту и принялся выкладывать учебник и тетрадь на стол, как вдруг что-то заставило меня замереть на пару секунд. Медленно я перевел взгляд с рюкзака на дверной проем и вздрогнул от неожиданности. Там меня встретили те самые страшные, пустые глаза. Их обладательница стояла прямо напротив и неотрывно смотрела на меня. Заметив, что я это увидел, она вдруг выпрямилась, растерялась и так быстро выскользнула из класса, что я даже моргнуть не успел, как она исчезла. Толком не поняв, что сейчас произошло, я смотрел на то место, где еще несколько секунд назад на меня глядели прозрачно-серые безжизненные глаза, пока не прозвенел звонок. Весь оставшийся день я ощущал за своей спиной этот пугающий взгляд и постоянно оборачивался, чтобы проверить, действительно ли кто-то на меня смотрит. Но девушки я больше не видел, а всем остальным я был абсолютно безразличен, так что я только смущенно опускал глаза и продолжал свой путь. Даже вечером, когда я давно был уже дома, мне все казалось, будто эти глаза смотрят на меня, и это до жути пугало. Наверное, это и есть паранойя. Неужели я начинаю сходить с ума? Следующим утром я шел по школе, тщательно высматриваясь в каждый угол, чтобы быть уверенным, что за мной никто не следит. Я ждал, что поверну голову и снова встречусь с парой пустых глаз, но их нигде не было. Несмотря на это, я не мог вздохнуть с облегчением: в любой момент они могли появиться. Что в них заставило меня так бояться? Я не знаю. Эта девушка явно отличалась от других, и ее глаза, которые показались мне неестественно серыми, будто бы полупрозрачными, не выражавшими ничего, словно это просто рисунок, хоть и казались необычными, но что они мне сделали, чтобы так бояться встречи с ними? Или, быть может, на самом деле, я высматриваю эти глаза не из страха, что они за мной следят, а из желания увидеть их снова? Может, мне просто хотелось бы еще раз столкнуться с этой девушкой, еще раз взглянуть на нее, заглянуть в эти загадочные глаза? Но чтобы я не думал, любая мысль казалась мне чересчур странной, и я не мог понять, почему с таким упорством ищу эту девушку в толпе, хотя понимаю, что ее тут нет. Мэй снова не пришла в школу, на биологии я вновь сидел один. За последнее время от нее ничего не было слышно, хотя она всегда звонила или писала мне, даже в этот темный для нас период, объясняя причину своего отсутствия на занятиях. Перед началом урока я в очередной раз обновил страницу с сообщениями, но ничего не изменилось: Мэй не писала и даже не заходила в сеть. Черными мелкими буквами в углу ее страницы было написано, что в последний раз она была онлайн в тот самый день, когда я впервые увидел ее с той бледной девушкой, которая за пару дней сумела полностью занять мои мысли. Сейчас в них снова врывалась Мэй. Я стал беспокоиться и, закрыв приложение, пообещал себе заглянуть к ней на обратном пути. Засовывая телефон в карман рюкзака, я поднял глаза и посмотрел на вход, ожидая, что девушка может появиться там, как вчера, но и среди людей, вошедших в класс, не было тонкой белой фигуры. "Пора перестать думать о том, что она за тобой следит", - произнес я про себя и, вздохнув, открыл учебник. Обещание свое я сдержал и сразу после окончания уроков направился навестить Мэй. После двадцатиминутного путешествия на метро я наконец-то подошел к белому двухэтажному домику, построенному по американскому образцу. Его стены были отделаны сайдингом, посреди стены первого этажа находилась черная дверь с маленькими квадратными окошками вверху. Прямо над ней - белый навес, державшийся двумя своими углами на двух таких же белых длинных, тонких колоннах. Со всех сторон крыльцо и дверь окружали пять прямоугольных окон, пять черных пятен на белоснежном фоне. Два из них, те, что на втором этаже, принадлежали Мэй. Я посмотрел на них, вспоминая, как она каждый раз, когда я приходил, выглядывала из окна и махала рукой, а затем бежала вниз, чтобы открыть мне дверь. Сейчас оттуда никто не выглядывал, и разглядеть, есть ли кто-то в комнате, у меня не получилось. Я подошел к двери и постучал, надеясь, что мне откроют. Первые полминуты дверь все еще была закрыта и в доме не было слышно никакого движения. "Либо никого нет, либо меня не услышали, - подумал я. - Лучше бы второе." только я поднял руку, сжатую в кулак, чтобы повторно постучать, как вдруг дверь открылась и на пороге показалась смуглая женщина в клетчатом платье-халате. Это была мать Мэй, миссис Флорес. Ее темно-каштановые с проседью волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, из которого выбивались несколько прядей, а лицо выглядело таким уставшим, вымотанным, что казалось, будто она едва держится на ногах и вот-вот уснет. Несмотря на это, миссис Флорес улыбнулась и дружелюбно поприветствовала меня. - Ты, наверное, пришел к Мэй? - предположила она. - Да, - кивнул я. - Ее давно не было в школе, и она мне ничего не говорит в последнее время. С ней все хорошо? Я заглянул за миссис Флорес, как бы выискивая взглядом Мэй, но, взглянув на лестницу, ведущую на второй этаж, внезапно застыл на месте, словно пораженный громом. Тонкая бледная фигура, остановившись посреди лестницы и оперевшись на перила, смотрела на меня знакомыми безэмоциональными глазами. На этот раз она не торопилась, и я снова мог р