Я спускалась следом за Матео, ставя боком ноги и на каждом шагу пробуя землю на прочность. Вокруг смыкался мрак, и сердце мое билось все сильнее.
Матео протянул мне руку. Шагнув с последней ступени, я оказалась в яме размером не больше шести квадратных футов, со скользкими стенами и дном. Во влажном воздухе пахло гнилью.
Сердце отчаянно колотилось в груди, вдоль позвоночника скатилась капля пота – как всегда в темных узких местах.
Я отвернулась от Матео, притворившись, будто чищу совок. Руки у меня дрожали.
Закрыв глаза, я отогнала клаустрофобию, представив себе дочь – Кэти-малышку, Кэти в Университете Вирджинии, Кэти на пляже. Представила моего кота Верди, мой дом в Шарлотте, мою квартиру в Монреале.
Вспомнила слова первой пришедшей в голову песни – «Harvest Moon» Нила Янга – и почувствовала, как успокаивается дыхание и сердцебиение.
Открыв глаза, взглянула на часы. Пятьдесят семь секунд. Хуже, чем вчера, но лучше, чем во вторник. И намного лучше, чем в понедельник.
Матео уже стоял на коленях, скреб влажную почву. Я перешла в противоположный угол ямы, и последующие двадцать минут мы молча работали совками: обследовали землю и просеивали ее в ведра.
Все чаще попадались разные предметы: осколок стекла, кусок металла, обугленное дерево. Элена упаковывала и заносила в список каждый образец.
Сверху доносился шум внешнего мира – чьи-то шутки, просьбы, лай собак. Я то и дело поглядывала наверх, подсознательно подбадривая себя.
На нас смотрели мужчины в шляпах гаучо[4], женщины в традиционных узорчатых одеждах майя, цеплявшиеся за их юбки дети, младенцы с круглыми черными глазами, привязанные к спинам матерей разноцветной тканью, – все с высокими скулами, черными волосами и кожей цвета охры.
В очередной раз бросив взгляд наверх, я заметила маленькую девочку, которая сжимала пальчиками веревочное ограждение, высоко подняв руки. Обычный ребенок: пухлые щеки, грязные ноги, косички.
Я ощутила болезненный укол.
Девочка была того же возраста, что и одна из внучек сеньоры Ч’и’п. Волосы ее скрепляли такие же заколки, как и та, что мы нашли в сите.
Я улыбнулась. Малышка отвернулась и прижалась к ногам матери. Смуглая рука опустилась и погладила ее по голове.
По словам свидетелей, яма, в которой мы работали, предназначалась под резервуар для воды. Его начали строить, но так и не закончили, а в ночь резни поспешно превратили в необозначенную могилу.
Могилу для таких же людей, как и те, что наблюдали сверху.
Я продолжала копать, чувствуя, как меня охватывает ярость.
Сосредоточься, Бреннан. Направь свой гнев на то, чтобы найти доказательства. Делай то, что можешь.
Через десять минут совок коснулся чего-то твердого. Отложив инструмент в сторону, я расчистила грязь пальцами.
Находка была тонкой, словно карандаш, со скошенной шейкой, которая заканчивалась неровной поверхностью. Над шейкой – крошечная головка. Вокруг шейки и головки – круглая чашечка.
Присев на корточки, я посмотрела внимательнее. Бедро и таз. Кости ребенка не старше двух лет.
Я посмотрела наверх, и – встретилась взглядами с девочкой. Та снова отвернулась. Но на этот раз малышка все же выглянула из складок материнской юбки, застенчиво улыбаясь.
Господи Иисусе!
Глаза жгло от слез.
– Матео!
Я показала на косточки. Матео подполз в мой угол.
Бедренная кость была по всей длине испещрена черными и серыми пятнышками – следами огня и дыма. Конец ее побелел и стал хрупким – видимо, обгорел намного сильнее.
Несколько мгновений мы оба молчали.
– Мы нашли их, – тихо проговорил Матео, перекрестившись.
Встав, он повторил эту фразу, и у края колодца собралась вся команда.
«Кого мы нашли, Матео? – промелькнула мысль. – Жертв, не убийц. Каковы шансы, что действовавших с санкции правительства живодеров обвинят, не говоря уже о том, что накажут»?
Элена сбросила вниз камеру и пластиковый маркер с цифрой 1. Установив номер, я сделала несколько снимков.
Мы с Матео снова начали копать, остальные просеивали поднятую наверх землю. Через час я заняла место у сита. Еще через час снова спустилась в колодец.
Гроза все не начиналась, и резервуар для воды рассказал нам свою историю.
Ребенка, чьи останки я нашла, опустили в тайную могилу одним из последних. Под ним и вокруг лежали остальные: одни – сильно обугленные, другие – едва обгоревшие.
Ближе к вечеру находкам были присвоены семь номеров, и из груды костей на нас таращились пять черепов. Три жертвы взрослые, из них по крайней мере двое подростков. Номер первый был ребенком. Оценить возраст остальных не представлялось возможным.