– Правда, – неохотно признала Рыжикова.
– Ну, вот видите!
– Ничего я не вижу! Вижу только, что вы не хотите принять меры по моему сигналу!
– Ну, я же ваше заявление записал. Больше ничего сделать не могу. Давайте ваш пропуск, я подпишу.
Рыжикова неохотно протянула ему пропуск, Лебедкин поставил на нем время и расписался. У него оставалось какое-то странное чувство незавершенности, поэтому он добавил:
– Кстати, давайте уж запишем и ваш адрес.
– Мой? Зачем это вам мой адрес? – насторожилась Рыжикова.
– Ну, то есть адрес, по которому проживала предполагаемая жертва. Марианна, да? Эта, как ее… Ромашкина.
«Как мило, – сказала бы Дуся, – фамилия такая приятная…»
– А, вот это другое дело! – оживилась Рыжикова.
Она продиктовала ему адрес и ушла, ужасно недовольная.
Лебедкин попытался вернуться к своему графику, но после визита Рыжиковой работа не шла – болела голова и перед глазами плыли разноцветные пятна. Нет, все-таки эта посетительница точно настоящий энергетический вампир. Человека чуть до сердечного приступа не довела, а сама как огурчик.
Он подумал, что хорошо бы выпить кофе, немного взбодриться, и вышел из кабинета.
Кофейный автомат стоял возле комнаты дежурного. Дверь была приоткрыта, из-за нее доносился голос Коли Еропкина.
Лебедкину захотелось немедленно высказать Коле все, что он о нем думает. Вот какого черта он прислал к нему эту Рыжикову? Ну, понятно, хотел от нее отделаться, но надо же и совесть иметь! Они же все-таки коллеги, делают одно большое общее дело, значит, не нужно друг друга подставлять…
А он, Лебедкин, наорал тогда на Колю за дело, и пускай спасибо скажет, что Дусе не станет жаловаться.
Он толкнул дверь и вошел в дежурку.
Коля разговаривал с кем-то по телефону, причем разговор был сугубо деловой.
– Что, документов при ней никаких? Вот черт! И даже одежды? Так в мешке голая и лежит? Вот зараза! Опять дохлое дело!
Подняв глаза на Лебедкина, Еропкин сделал ему знак, что занят. Лебедкин развернулся было, чтобы выйти – работает человек, незачем его отвлекать…
Коля же продолжал свой разговор:
– Неизвестный, значит, труп… ну, ты только подумай! Опять двадцать пять! Опять висяк! И никаких особых примет? А, тату есть? Ну, тату сейчас у каждого второго трупа… на нижней части бедра? Роза? Так у каждого третьего роза… сейчас уж скорее можно отсутствие тату считать особой приметой. Ладно, я все записал…
Еропкин повесил трубку и поднял глаза на Лебедкина.
Заметив странное выражение его лица, усмехнулся:
– Ну, не обижайся. Очень уж она меня достала, баба эта малиновая… А мне, между прочим, работать надо…
– А мне, значит, не надо? – машинально отбил Лебедкин, хотя мысли его были заняты другим.
– Спровадил ты ее?
– Спровадил…
– Ну и хорошо!
– Постой, а о чем это ты сейчас говорил? – Лебедкин кивнул на телефонный аппарат.
– А, это… труп неопознанный нашли в мусорном контейнере. Глухое дело – ни документов, ни одежды. Личность установить не представляется возможным.
– Ты сказал – тату на нижней части бедра?
– Ну да, тату, в виде розы… но сейчас таких тату столько… тоже вряд ли поможет ее опознать.
– Роза? А, случайно, ленточкой не обвитая?
– Обвитая. А ты почем знаешь?
– А на ленточке имеется надпись на иностранном языке?
– Имеется… – Еропкин подозрительно взглянул на коллегу.
– Ту би ор нот ту би? И слово «ор» с ошибкой написано?
– Да черт его знает! – машинально отмахнулся Еропкин и тут же опомнился. – Петька, да ты что – подслушал, что ли? Или тебе про этот труп уже рассказали? Кто это успел?
– Мне про этот труп только что рассказала та самая гражданка Рыжикова, которую мы с тобой благополучно отфутболили. Так что труп этот можно считать опознанным. Это Марианна Ромашкина, проживающая… то есть проживавшая по такому-то адресу…
– Вот черт! – изумленно ахнул Еропкин. – Интересно, эта Рыжикова уже ушла?
По закону свинства посетительница Рыжикова, плавно перешедшая в разряд свидетелей, уже ушла. Лебедкин отправился к себе, забыв выпить кофе.
Все плохо, думал он, у него, Лебедкина, сейчас, конечно, есть текущие дела, но все мелкие, незначительные, так что не миновать ему этого дела с трупом из мусорного контейнера. Снова придется иметь дело с той противной малиновой бабой-свидетельницей, а уж она обязательно выскажет ему все, что думает по поводу сотрудников полиции, которые норовят спровадить честную законопослушную гражданку, пришедшую заявить об убийстве.