Гропиус разглядывал земляной вал, где произошел взрыв. Ничего, совершенно ничего не было заметно, ни одна деталь не указывала на то, что на этом месте разорвалась бомба. И если бы он своими глазами не видел повреждения у Шлезингера, он бы с подозрением отнесся к рассказу Юсуфа.
— Скажите, Юсуф, — задумчиво начал Гропиус, — почему ни вы, ни Шлезингер не заметили, что под каменной урной была спрятана бомба?
По лицу палестинца было заметно, что он раздосадован:
— Вы не верите мне?
Юсуф резко вынул из кармана конверт с деньгами, который Гропиус вручил ему во время поездки сюда, бросил его на землю и собрался уходить.
Гропиус успел схватить его за рукав. Ему пришлось применить все свое искусство убеждения и рассыпаться в тысяче извинений, чтобы успокоить палестинца.
— Зачем мне лгать? — спросил тот, все еще чувствуя себя оскорбленным. — Что мне с того, если я начну рассказывать вам какие-то истории? Либо вы мне верите, либо забываете о том, что мы когда-либо встречались, мистер Гропиус.
Отчитанный таким образом, Гропиус предпочел в дальнейшем не задавать провокационных вопросов.
Лишь после долгого молчания Юсуф решил наконец ответить на вопрос Гропиуса:
— Бомба была закопана в землю. Предположительно, ее спрятали за каменной урной, поскольку эта штука весом в центнер разлетелась на тысячи осколков!
— А что вызвало детонацию? Как вы думаете? Полиции удалось что-нибудь выяснить?
Юсуф спрятал в нагрудный карман сверток с деньгами, который сам же перед этим выбросил, и ответил:
— Знаете ли, мистер Гропиус, в этом городе уже научились жить рядом с бомбами. Они стали здесь обычным делом. Бомба, которая не привела к человеческим жертвам и даже не причинила никакого материального ущерба, ни у кого не вызывает интереса. Я даже не помню, чтобы хоть одна газета сообщила об этом происшествии.
Старик потыкал палкой в каменистую землю.
— Ничего, — произнес он спустя какое-то время, — абсолютно ничего не осталось от той находки, кроме…
— Кроме? — Гропиус в ожидании посмотрел на Юсуфа.
Из внутреннего кармана палестинец вытащил пару фотографий. Качество было не лучшее, любительские снимки, но ясно было видно каменную урну с вырубленными на ней письменами, на другой фотографии — куча костей, среди них можно было различить череп, бедренную кость и множество позвонков.
— У меня такое подозрение, — сказал Юсуф, рукавом стирая с фотографий следы пальцев, — будто мистер Шлезингер не знал, что я успел сделать снимки. Вы можете забрать их себе, мистер Гропиус, если хотите.
— Что? Шлезингер никогда не видел этих фотографий?
— Никогда. Когда мистер Шлезингер вышел после операции из госпиталя Святого Джона, все произошло очень быстро. Он хотел только одного — уехать, поскорее уехать домой в Германию. Мисс Ядин очень заботилась о нем и полетела с ним. Мне даже не представилась возможность попрощаться с мистером Шлезингером.
Гропиус стоял как громом пораженный. Он смотрел на фотографии, и его мысли сталкивались одна с другой. Нет никаких сомнений, что рассказ Юсуфа — правда. Эта информация дополняла сложную мозаику событий и объясняла некоторые неразрешенные вопросы, оставшиеся после смерти Шлезингера.
Гропиус не заметил, долго ли он простоял так в раздумьях, но палестинец вернул его к реальности.
— Я знаю, что все это звучит немного невероятно, но все это чистая правда, такая, какой я ее помню. Водитель ждет. Если хотите, я отвезу вас в отель.
В машине Гропиус передал старику вторую половину оговоренной суммы, а Юсуф оставил ему фотографии, семь штук.
— Кто еще видел эти фотографии? — спросил Гропиус, когда водитель уже поворачивал на улицу Короля Давида.
— Никто, — заверил его Юсуф, — у меня не было причин показывать их кому-то, мне бы, скорее всего, никто не поверил.