— Заботливая мать! — заметила Франческа с иронией в голосе. — Итак, сколько?
— Десять тысяч!
Гропиус понял, сколько потребовал молодой Маттеи, и схватил Франческу за руку:
— Пойдем, о такой сумме нечего и говорить.
Франческа извинилась и сделала вид, что собирается вернуться к машине, тут Джорджио взволнованно крикнул ей вслед:
— Синьора, если хотите, я согласен и на пять!
Гропиус покачал головой.
— Пойдем, мы уезжаем! — повторил он.
— Даже на четыре, нет, на три тысячи! Но это мое последнее предложение! — чуть не плача, кричал юноша им вслед. Но Франческа завела машину и поехала.
Джорджио быстро вскочил на мопед и поехал по узкой дороге рядом с минивэном. При этом он знаками показывал Франческе, чтобы она открыла окно.
Франческа опустила стекло, и Маттеи прокричал:
— Синьора, я готов торговаться. Сколько вы предлагаете?
— Тысячу, — сказал Гропиус, обращаясь к Франческе, — предложи ему тысячу и ни центом больше. Остановись!
Франческа нажала на тормоз.
— Тысяча, — сказала она, когда автомобиль встал.
— Договорились! — ответил Джорджио, улыбаясь так, как будто он и сам не очень верил в успех своего первоначального требования. — Но обещайте никому не говорить, откуда у вас эта информация!
— Нет, конечно, — ответила Франческа, — это и в наших интересах.
Пока Гропиус доставал деньги, Джорджио установил мопед и подошел к машине.
— Мой отец, — начал он, — в те времена держал семью на плаву тем, что разбойничал или мошенничал. За пару тысяч лир он был готов практически на все. В определенных кругах многие знали его адрес, телефонов в Зокка тогда еще не было. Однажды у нас появился один мужчина и предложил моему отцу пять миллионов лир за одну услугу. Пять миллионов для нас были огромным состоянием, на самом деле это всего какие-то две с половиной тысячи евро — и все равно даже сейчас это много для любого жителя Зокка. Мой отец тут же согласился.
— А имя мужчины? — нетерпеливо спросила Франческа.
— Шлезингер, немец, Антонио Шлезингер.
— Арно Шлезингер?
— Точно. Арно Шлезингер!
Франческа и Гропиус многозначительно переглянулись.
— Вы не первые, кто интересуется моим отцом, — продолжил Джорджио, — вскоре после процесса, который тогда освещался во всех газетах, потому что после ограбления собора отец совершил заказное убийство, появились какие-то люди. Они хотели знать, не отрезал ли Джорджио Маттеи для себя тоже маленький кусочек плащаницы. И предлагали кучу денег. Но увы — мы весь дом перевернули.
— Разговор останется между нами, — сказала Франческа и отдала юноше деньги, — желаю успеха в учебе!
Обратная дорога в Турин прошла в молчании. Гропиус думал о своем. Если все, что удалось узнать о Шлезингере, собрать воедино, получалось, что он был не только гениальным ученым, но и нечистым на руку человеком. Одержимый своей идеей, он готов был заплатить любую цену, чтобы добиться поставленной цели. Судя по всему, он получил желаемое, и доказательство — его банковский счет. Но и это еще не все. То, что Шлезингер умер не своей смертью, ясно говорило, что он слишком много знал.
На вопрос, кто был готов заплатить Шлезингеру десять миллионов за молчание, чтобы Воскресение и Вознесение Иисуса не было оспорено и опровергнуто, был только один ответ: Ватикан. У Римско-католической церкви было достаточно денег, чтобы заставить Шлезингера замолчать. По сравнению с той взрывоопасностью, которую содержало в себе открытие, десять миллионов были мелочью, так, гроши…
Что касалось Грегора Гропиуса, то ему давно уже не столь важны были собственная реабилитация и доказательство того, что он стал жертвой криминала. Он должен был найти людей, которые мастерски дергали за ниточки, оставаясь в тени. Это была уже страсть, навязчивая идея, которую он не мог в себе подавить. Так одержим маньяк, преследующий женщин только в сапогах на высоких каблуках.
Весеннее послеобеденное солнышко позолотило холмы вокруг. Они проехали уже почти половину пути, как вдруг у Гропиуса возникла естественная человеческая потребность.
— Ты не могла бы ненадолго остановиться? — попросил он Франческу, — пиво делает свое дело. Извини!
Франческа засмеялась:
— Вам, мужчинам, это так просто. Только из-за этого я бы с удовольствием побыла мужчиной.
— Нет, пожалуйста, не надо! — поддержал шутку Грегор. — Мне было бы очень жаль.
Франческа остановила машину рядом с одной из тропинок, ведущих в поле. Она выключила мотор, и Гропиус исчез за робко зеленевшим кустом. В воздухе разливалось пение птиц, а издалека был слышен странный, все время повторявшийся звук, похожий на громкий стон или крик зовущего на помощь живого существа.