Спустя час грузовик с надписью «Овощи» подъехал к набережной и стал выруливать к In Nomine Domini, который в числе немногих судов еще оставался у причала. Утром на корабле не было ни души. Теперь же на палубе царило деловое оживление: кроме Хименеса в трюмы свои товары загружали еще три поставщика.
Гропиус прикинул длину судна — не меньше пятидесяти метров. Кроме верхней палубы были еще две нижние. Маленькие иллюминаторы тускло поблескивали на солнце: половина из них была застеклена матовыми стеклами или покрашена белой краской. Грегору бросилось в глаза множество антенн и спутниковых тарелок, находившихся над рубкой капитана. Они сильно контрастировали со старинным видом корабля.
Трап охраняли, и, когда Грегор собрался отнести на борт первый ящик с огурцами, его и товар подвергли тщательному осмотру. Да и сам Хименес, которого охрана отлично знала, смог пройти на судно только после личного досмотра.
— Дело темное, — сказал Хименес по-английски, кативший перед собой тележку, груженную тремя ящиками с овощами.
Гропиус следовал за ним, держа на левом плече ящик так, чтобы походить на других грузчиков, работавших в порту. Духота, выхлопы дизельного двигателя и шум двигателей создавали гнетущую атмосферу.
Холодильные камеры и грузовые трюмы находились в носовой части корабля. Продуктов питания здесь хватило бы, чтобы кормить сотню пассажиров и экипаж судна в течение нескольких месяцев. Несколько десятков раз Хименес и Гропиус проделали путь от люка к грузовому трюму. Гропиус старался запомнить каждую дверь, которую приходилось открывать, составлял в голове карту расположения помещений.
В трюме их тоже поджидал вооруженный до зубов и одетый в черное охранник. Правда, он намного более халатно относился к своим обязанностям по сравнению с коллегами у трапа. Так что у Гропиуса, пока он таскал ящики, в голове родился план, который он привел в исполнение еще до того, как отнес свою последнюю ношу.
Хименес даже не заметил, как Грегор исчез в находившейся в конце коридора бельевой, где лежали стопки полотенец, скатертей и постельного белья метровой высоты. Серый мешок с грязным бельем был наполнен только наполовину, и Грегор, улучив момент, спрятался в мешке.
Позднее он уже не мог точно сказать, сколько времени провел в мешке. Один раз ему показалось, что он слышит голос Хименеса. Он отважился выйти из своего добровольного заточения, только когда на корабле поднялась суета и шум, заглушившие гул двигателей.
Через один из трех иллюминаторов, закрашенных снаружи белой краской, он едва смог различить, что огни причала пришли в движение. «Но это же невозможно! — пронеслось в голове у Грегора. — Хименес утверждал, что корабль уйдет только завтра утром!» Гропиус бессильно царапал закрашенные снаружи стекла. Иллюминаторы не открывались. Он был в ловушке!
Грегор услышал в коридоре голоса. Что же делать? Чтобы не попасться сразу же, если кто-нибудь встретится у него на пути, Гропиус переоделся в белые брюки и похожую на китель белую куртку, которые лежали в бельевой. Потом приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор.
У Гропиуса не было ни малейшего представления о том, как ему следует действовать, если он кого-нибудь встретит. Он знал только одно: ему нужно срочно покинуть борт этого проклятого корабля!
Сдерживая дыхание, поминутно оглядываясь, он прошел по небольшой деревянной лесенке на палубу. К счастью для него, в этой ее части никого не было. Гропиус попробовал сориентироваться. Корабль уже отошел от берега метров на пятьсот, взяв курс в южном направлении. При других обстоятельствах Грегор с удовольствием насладился бы открывавшимся ему видом проходящих мимо кораблей и огней набережной. Но сейчас ему была совсем не интересна вечерняя панорама города. Он раздумывал, не прыгнуть ли ему в воду, чтобы поплыть к берегу, но, перегнувшись через перила, увидел, какие огромные волны нарезает носом корабль, и отказался от этой мысли.
Не в состоянии ни на что решиться, Гропиус, пошатываясь, шел вдоль перил по направлению к кормовой палубе. Сразу за капитанской рубкой окна одной из кают были ярко освещены. Пригнувшись, Гропиус пробрался под окнами и, никем не замеченный, оказался на кормовой палубе, где без сил опустился на бухту канатов.
«Ведь ты уже попадал в безвыходные ситуации, — пытался Гропиус успокоить сам себя, — но всегда продолжал искать выход». На самом же деле его одолевал панический страх, такой же, как тогда, когда его привезли в заброшенный поселок. В мыслях он рисовал жуткие картины того, как с ним могут обойтись на сей раз. А где, как не в открытом море, проще всего избавиться от трупа.