У Гропиуса не было никакого представления о том, куда именно идет In Nomine Domini, и честно говоря, ему было все равно. Внезапно он услышал приглушенный крик. Грегор осторожно подошел к окнам каюты и заглянул внутрь.
То, что он увидел, напугало бы любого: на возвышении, похожем на трон с высокой спинкой, сидел мужчина в белых одеждах, чье лицо было обезображено шрамами и ожогами. Его одеяние походило на сутану, застегнутую на все пуговицы, от подбородка до пола. А в небольшом отдалении, преклонив колени на невысокую деревянную скамеечку, стоял человек, чей вид вызывал содрогание и сочувствие. Верхняя часть его туловища была сплошь покрыта рубцами и кровоточащими ранами. Истерзанные руки были в кандалах. Какой-то тип в черном хлестал несчастного плеткой — при взмахе ее были видны металлические крючья, которые должны были причинять жертве невыносимую боль. Но странное дело — все происходило совершенно мирно, без малейшего намека на агрессию, так, как будто все участники этого зловещего спектакля по своей доброй воле выбрали себе роли.
Через несколько минут пытка закончилась не менее странным образом: одетый в белое поднялся и правой рукой осенил истерзанного крестным знамением. После чего человек в черном вывел жертву из каюты. В этот момент страдалец повернулся к Гропиусу лицом — это был Рамон Родригес.
У Гропиуса перехватило дыхание. Он почувствовал себя скверно. Родригес! До сих пор Грегор считал этого человека опасным, теперь же ему было искренне жаль его.
Огни города уже давно скрылись за горизонтом, корабль шел на небольшой скорости. Гропиус задумался, где ему провести ночь. Спасательные шлюпки, на борту их было десять штук, показались ему наиболее безопасным местом, и Грегор начал расшнуровывать брезент на одной из них. Вероятность быть обнаруженным в лодке была невелика, во всяком случае намного меньше, чем если бы он решил провести ночь где-нибудь на палубе. Утром, подумал Гропиус, утром посмотрим, что делать дальше.
Жесткие доски не давали Гропиусу уснуть. К этому добавилась неуверенность, страх от незнания, как эти люди могут поступить с безбилетным пассажиром, если схватят его. «А когда они разберутся, кого именно поймали, тогда, — думал Гропиус, — жизнь его не будет стоить и ломаного гроша».
Его одежда! Пока он беспокойно ворочался в лодке, он вспомнил о старых тряпках, которые оставил в бельевой. Если их найдут, это точно спровоцирует обыск судна. Их нужно забрать оттуда.
Окна каюты, в которой он наблюдал жуткий спектакль, были темными. Гропиус прокрался на нижнюю палубу тем же путем, каким пришел сюда. В бельевой он обнаружил одежду именно на том самом месте, где оставил. Он спешно скомкал ее и собирался уже в обратный путь, как вдруг услышал раздающиеся из двери напротив звуки, похожие на стон. Вопреки любому здравому смыслу он приоткрыл узкую дверь и заглянул внутрь. Ему в глаза ударил яркий свет.
В отличие от сумрачного, темного коридора, каморка, которую он увидел перед собой, была освещена, как днем. На полу, постанывая, сидел Рамон Родригес, прислонившись спиной к измазанной кровью стене. Его правая нога была прикована тяжелой металлической цепью, которая едва позволяла ему передвигаться. Гропиус вошел и прикрыл за собой дверь.
Родригес бросил на Гропиуса отсутствующий взгляд. Пластиковое ведро в углу камеры издавало смердящий запах. В миске на полу лежал черствый кусок хлеба.
— Меньше всего ожидал вас здесь увидеть, — вдруг простонал Родригес, не поднимая головы. Его голос был совсем слаб. — Как вы сюда попали?
Гропиус сделал вид, что не услышал вопрос:
— Что за фарс здесь разыгрывается? Почему они сделали это с вами?
— Они убьют меня, — промямлил он, — завтра, послезавтра, если сам не сдохну раньше!
Тело Родригеса было липким от пота и крови. Время от времени он протирал глаза ладонью. Рамон тихо произнес:
— Я хочу, чтобы вы знали. Я делал это не по своей воле. Но когда я заметил, что здесь творится, было уже поздно.
— Что вы делали не по своей воле? — осторожно спросил Гропиус.
— Я следил за вами днем и ночью. Это было задание из высшей инстанции, вы понимаете? А если ты однажды связался с этим орденом, обратной дороги уже нет. Ты получаешь задание и, если не придерживаешься строгих правил, можешь прощаться с жизнью.
— О каком ордене вы говорите?
— Об ордене In Nomine Domini, вы разве не знали?
— Нет, не знал.
— А как вы тогда сюда попали? Вы ведь профессор Гропиус? — Родригес с усилием поднял голову.