— И это была такая ситуация?
— Да, думаю, да.
— А как у нас с тобой? — Франческа смело посмотрела Грегору в глаза.
Гропиус взял ее руку и поцеловал.
— Я люблю тебя, — произнес он чуть слышно.
На прием Фелиция пригласила около пятидесяти гостей, в основном это были ее друзья и знакомые по продаже произведений искусства и еще несколько крупных коллекционеров.
Франческа по этому поводу обзавелась у Lanvin кремовым платьем-коктейль из крепдешина и чуть не затмила саму виновницу торжества.
Встреча двух женщин прошла в соответствующей холодной атмосфере. Поздравления же Грегора, напротив, шли от чистого сердца. Какое-то мгновение Грегор и Фелиция молчали стояли друг против друга, потом он сказал:
— Судьба порой совершает крутые виражи, — и украдкой поцеловал Фелицию в щеку.
Раутманн остался у него в памяти как чудаковатый тип, который утверждал, что женат на науке. А теперь перед ним стоял щеголь, расставшийся со стариковской бородкой, в элегантном белом костюме.
— Я очень рад за вас, — сказал Гропиус, — Фелиция замечательная женщина.
— Я тоже так считаю, — ответил Раутманн, — вам, наверное, интересно узнать, как получилось, что мы сошлись так близко. Я остановился у Фелиции на несколько дней, чтобы посвятить себя работе над архивом. Первые три дня я сосредоточенно работал, но в один прекрасный момент понял, что больше не в состоянии продолжать. Когда я признался Фелиции в своих чувствах, она сказала, что с ней случилось то же самое. Немного сумасшедшая история.
Пока Франческа наслаждалась вечеринкой, окруженная десятком мужчин, Грегор отвел Фелицию в сторону и рассказал, что произошло за последние недели. Но его история не взволновала ее. У Гропиуса даже сложилось впечатление, что она не верит ему.
— Послушай, — сказала она, когда Грегор закончил рассказ, — для меня дело Шлезингера уже давно закрыто. Этот мужчина обманывал меня без зазрения совести, и его смерть была лишь логическим завершением всех его интриг.
— Ты все еще не можешь простить?
— Нет. Только вот не знаю, что теперь будет с деньгами, с теми десятью миллионами? — спросила она как ни в чем не бывало, резко изменив тему.
— Они принадлежат тебе. Люди, которые могли бы потребовать их назад, покоятся на дне морском, где-то между Барселоной и Мальоркой, или их сожрали чайки.
Фелиция подняла бокал с шампанским и чокнулась с Гропиусом:
— За корм для чаек!
— За вас, — ответил Гропиус и спросил: — А Раутманн при осмотре наследия Шлезингера не нашел никаких указаний на их темные делишки?
— Кажется, нет. Я бы знала. Но полиция за последние дни сделала одно открытие: они нашли старый «ситроен», принадлежавший Шлезингеру. Он в нем души не чаял. Арно оставил машину на одной из парковок недалеко от клиники. Бог его знает, почему он так поступил. Парковка запросила тысячу триста евро за время пребывания его машины у них. Мне ничего не оставалось, как заплатить им.
— Где теперь эта машина?
Фелиция рассмеялась:
— Отправлена под пресс, раз — и на метр короче. Я не могла видеть эту старую телегу.
Гропиусу внезапно пришла в голову идея:
— А когда это было? — спросил он тихо. — Я имею в виду, когда забрали «ситроен»?
— Я не знаю, позавчера, кажется. Машину с парковки увезли сразу на переработку. За это еще взяли пятьсот евро. Но я клянусь тебе, Грегор, это были последние деньги, которые я потратила на Шлезингера!
— А куда повезли машину, где это находится? — Голос Гропиуса становился все настойчивее и взволнованнее.
— Куда, куда? — несдержанно передразнила его Фелиция. — Куда-то на восток города. «Адебар» или как-то так. Почему ты спрашиваешь? Машина абсолютно ни на что не годная, как и сам Шлезингер.
— Это был «Адебар-Металлолом»?
— Да, кажется, так. Но не сердись на меня, в такой день, как этот, наверное, можно найти и более интересные темы для беседы, чем переработка старых машин.
Грегор извинился и стал искать среди гостей Франческу.
На следующее утро Гропиус встал с первыми лучами солнца. Он решил не рассказывать Франческе о своем плане, боясь, что все может оказаться только его фантазией. Конечно, она заметила его внутреннюю взволнованность, но не хотела на него наседать.
Итак, Гропиус ехал по улице Вассербургер в восточном направлении. Он надеялся, что машину еще не утилизировали. Может быть, он напрасно ехал туда. Это была всего лишь догадка, абсурдная, как и большинство из того, что он пережил в последние месяцы.
Начался мелкий дождик. Было семь утра, когда Гропиус проехал на своем джипе через металлические ворота с надписью «Адебар-Металлолом». С обеих сторон незаасфальтированной дороги высились груды разбитых машин. Дождь между тем усилился, и открывшаяся взору картина стала еще унылее. В конце дороги находился огромный пресс, а перед ним гремел багер на четырех, похожих на паучьи, ногах и с одним манипулятором-рукой, как у каракатицы. Манипулятор был таким огромным, что одним движением сминал целый болтавшийся в воздухе автомобиль, потом поворачивал его и бросал под пресс.