— Гропиус еще спросил, который час. Я ответила — 16 часов. Потом связь прервалась.
Инграм и Мурау переглянулись — смысл этого взгляда Фелиции расшифровать не удалось. Несколько секунд в комнате царило гробовое молчание, и Фелиция спрашивала себя, какие выводы сделали полицейские на основании ее слов.
— Я все еще в некотором замешательстве, — сказала Фелиция, — вы определенно поймете меня. И поэтому мне бы очень не хотелось ночевать здесь, в этом доме. Я бы поехала в гостиницу, в город. В ближайшее время вы сможете найти меня в «Парк-Хилтоне» в Мюнхене.
Пока она говорила, запищал телефон. Фелиция вздрогнула. Лицо Инграма стало озабоченным.
— Вы не против, если я тоже послушаю? — спросил он почти шепотом.
Фелиция кивнула и поднесла трубку к уху. Инграм подошел к ней вплотную и тоже приник к трубке.
Это был Гропиус.
— Слава богу! — облегченно вскричала Фелиция. — Вы меня до смерти напугали.
Когда Инграм узнал голос Гропиуса, он тактично отстранился.
— Я представляла себе самое худшее, когда пыталась вам дозвониться, — сказала Фелиция. Ее слова звучали высокопарно и неестественно. — Меня как раз допрашивали двое криминалистов. Теперь я смогу уехать отсюда. Я переночую в отеле «Парк-Хилтон», хотя я и уверена, что ночью не смогу заснуть ни на минуту. Как вы, профессор?
С наигранным равнодушием оба полицейских делали вид, что их совершенно не интересует разговор, в действительности же из реакции Фелиции они пытались получить представление о том, в каких отношениях на самом деле находились Гропиус и эта женщина. Так для них не осталось незамеченным то, что эти двое договорились встретиться еще сегодня.
Вечером того же дня профессор Гропиус вошел в залитый мягким освещением холл гостиницы «Парк-Хилтон», располагавшейся неподалеку от Английского сада. Несмотря на поздний час, в холле царило оживление. Группа японских туристов с доверху загруженной багажом тележкой преградила Гропиусу дорогу. Он с трудом стал протискиваться сквозь них, ему даже пришлось немного поработать локтями, чтобы приблизиться к уютному уголку под двумя большими деревьями, обставленному мягкой мебелью. Он уже хотел занять место, когда увидел Фелицию.
Она показалась ему маленькой, бледной и беззащитной, совсем не такой уверенной в себе женщиной, какой он помнил ее со времени их первой встречи. По ней было заметно, что прошедший день потряс ее до глубины души. «Мне очень жаль, что я втянула вас в эту передрягу», — говорил ее неуверенный взгляд. И добавлял: «Вы спасли мне жизнь. Как мне вас благодарить?»
В такие моменты, как этот, любые слова оказываются неуместными, поэтому они молчали и просто смотрели друг на друга. Повинуясь какому-то неясному чувству, Гропиус сделал шаг к Фелиции. В едином горячем порыве они бросились друг другу в объятия. Гропиус покрывал лицо Фелиции поцелуями, бурно и страстно, и она отвечала на его пылкие чувства. Оба совершенно не обращали внимания на то, что на них из разных углов людного холла гостиницы было направлено множество взглядов.
Первым пришел в себя Гропиус. Растерянно и неловко, как будто его застали за чем-то неприличным, он отодвинул Фелицию от себя. Тогда опомнилась и она, начав стеснительно одергивать свою одежду.
— Извините мое неуместное поведение. Я не знаю, что вдруг на меня нашло, — сказал Гропиус.
В первый момент такое объяснение показалось Фелиции почти оскорбительным. Еще ни один мужчина не извинялся перед ней за поцелуй, да еще когда она со всей пылкостью отвечала ему. Но потом, вспомнив о тех особых обстоятельствах, которые привели их к страстным объятиям, ответила:
— Мне тоже следует попросить у вас прощения.
Они сели друг против друга в черные угловатые, обитые кожей кресла, положили руки на подлокотники, и каждый сцепил пальцы в замок, оба выглядели очень сдержанными и напряженными. Никому не удавалось завязать разговор.
— Мне нужно было оттуда уехать, — наконец сказала Фелиция, — я больше не выдержала бы в этом доме.
Гропиус молча кивнул.
— Мне очень жаль, что вы ввязались во все это, вас это не должно было коснуться. Я много размышляла, и после нашего разговора и взрыва бомбы мне стало ясно, что к смерти моего мужа вы не имеете никакого отношения.
Гропиус, который до этого пристально разглядывал свои нечищеные ботинки, поднял глаза. Он больше всего хотел, чтобы Фелиция верила в его невиновность, но между тем сам не был в этом уверен. Он не видел логики в том, что кто-то сначала самым непостижимым и рискованным способом хотел избавиться от Арно Шлезингера, а потом попытался убить его жену не менее странным образом. Кроме того, на допросе в криминальной полиции у него создалось впечатление, что Инграм уже не считает его ключевой фигурой в загадочном убийстве Шлезингера, но он сам не верил, что все произошедшее только случайность. Был еще передатчик на машине, голос по телефону, который настоятельно рекомендовал ему прекратить свои поиски, да еще нельзя забывать попытку шантажа Вероник.