Между получением органа и началом операции в клинике проходит, как правило, не более двух часов. И этим утром подготовка к операции заняла не больше времени, чем обычно. В 7 часов 10 минут орган лежал в операционной и был готов к пересадке.
На кухне Гропиус успел съесть свой скромный завтрак — два бутерброда с сыром, йогурт и несколько чашек кофе и отправился переодеваться. Он был совой, и сотрудники, окружавшие его, зная об этом, вели себя соответствующим образом, ограничиваясь односложным приветствием.
Бригада из пяти врачей, двух анестезиологов и четырех медсестер была готова, когда в 7 часов 15 минут профессор вошел в операционную. Пациент был накрыт зеленой простыней. Движением руки Гропиус подал анестезиологу знак начинать. Пару минут спустя врач кивнул — и профессор сделал первый надрез.
Был почти полдень, когда профессор Грегор Гропиус первым вышел в предоперационную. Он снял маску и поднял руки вверх, как гангстер, стоящий перед полицейскими. Его одежда была вся в крови. Медсестра помогла снять с рук резиновые перчатки и освободиться от операционного халата. Другие из бригады тоже стали по одному появляться в предоперационной. Настроение было расслабленным.
— Мой пациент и я благодарим всю бригаду за отличную слаженную работу! — Обессиленный, с темными кругами под глазами, Гропиус быстро исчез в своем кабинете.
В последние дни он мало спал, а если и спал, то плохо. Это было связано не столько с ответственной работой, сколько с женой, которая пожелала превратить его жизнь в ад. В этот день он впервые поймал себя на мысли, что обдумывает, как бы устранить Вероник: у врачей есть на этот случай множество разных методов. Но потом, в ясном уме, он очень пожалел об этой мысли и с тех пор пребывал немного не в себе: его преследовали кошмары и уверенность, что только один из них, или он, или Вероник, переживет эту войну.
Восемнадцать лет супружества — долгий срок, большинство браков распадаются гораздо раньше, но и этот не выдержал. Но стоит ли из-за этого объявлять войну? Надо ли превращать жизнь друг друга в кошмар всеми доступными средствами? Его карьера стоила ему многих усилий, не говоря уже о деньгах. А сегодня Вероник делает все возможное, чтобы разрушить ее?
Гропиус принял каптагон, хотел позвонить, чтобы заказать себе кофе, когда серый аппарат перед ним издал пищащий звук. Профессор поднял трубку:
— Я бы хотел, чтобы в ближайшие полчаса меня не беспокоили… — и осекся. Спустя долгую секунду произнес тихо и беспомощно: — Этого не может быть. Я сейчас приду.
В это же время Вероник Гропиус вошла в бистро неподалеку от Английского сада. Она была из тех женщин, на которых, когда они входят, обращают внимание, причем не только мужчины. Даже несмотря на то, что сегодня она была одета, скорее, сдержанно, ее появление не осталось незамеченным.
Около полудня в этом кафе, типичном заведении для встреч студентов и интеллектуалов, было занято всего несколько столиков, поэтому лысый худой мужчина за столиком в центре сразу привлек внимание Вероник. Он выглядел именно так, как описал себя по телефону, и в любом случае не так, как обыкновенно представляют себе частного детектива.
— Госпожа Гропиус? — Он поднялся из-за стола.
— Господин Левезов? — спросила Вероник.
Левезов поклонился и подвинул даме стул.
Полминуты они рассматривали друг друга, потом Вероник сказала, улыбнувшись:
— Так вот, оказывается, как выглядит частный детектив. Вы не рассердитесь на меня, если я скажу, что совсем не так, как в кино?
Левезов кивнул:
— Вы ожидали увидеть неопрятного, курящего трубку типа в кожаной куртке и джинсах! — Он брезгливо поморщился. — Я занимаюсь этим не слишком давно — хотя качество моей розыскной деятельности от этого совершенно не страдает, скорее наоборот. Позвольте, — Левезов достал из-под стола тонкую папку, — представить вам некоторые рекомендации.
Изучая в папке заказы, благодарственные письма и прайс-листы, Вероник спросила, чтобы занять время:
— Как давно вы этим занимаетесь? Я имею в виду, ведь частными детективами не рождаются?
— Четыре года, — ответил лысый, — до этого я был терапевтом при танцевальной труппе, а еще раньше танцором в Государственной опере. После трагической смерти своего друга я в буквальном смысле потерял почву под ногами. Я не мог выполнить ни одного пируэта, ни одного прыжка. Но я не хотел бы надоедать вам своей историей.
— Ни в коем случае! — Вероник улыбнулась и протянула Левезову папку.
— По телефону вы только намекнули на суть дела, — заметил детектив, чтобы вернуться к теме.