В голове была каша: неуверенность, подозрительность, недоверие и худшие предположения сменяли друг друга. Да еще то, что Фихте завел интригу именно с его женой — на бумаге-то они все еще оставались супругами — это довершало всю историю.
На летном поле тем временем царило оживление. Друг за другом приземлились два самолета, третий выкатили из ангара, и теперь шла его заправка. Рукавом Гропиус протер запотевшее стекло окна.
— Иногда, в такие моменты, как этот, — сказал он, глядя на улицу, — мне хочется превратиться в птицу и просто улететь прочь, далеко-далеко, подальше от прошлого.
Спустя два часа Гропиус решил позвонить Рите, но она не отвечала. Настроение у него было на нуле, и в голове у него не осталось никаких мыслей, кроме одной — о ее чувственном теле. Она была срочно ему нужна, прямо сейчас. Наконец, на четвертый или пятый звонок она ответила. Было уже десять вечера.
— Я приеду, — сказала Рита как обычно, когда он звонил ей.
Через полчаса Рита стояла в дверях. Гропиус поцеловал ее, как обычно, и задал традиционный вопрос:
— Что будешь пить?
Рита покачала головой, и Гропиус вопросительно посмотрел на нее.
— Я хочу тебя, — сказал Гропиус без обиняков, но Рита осталась в пальто и схватилась за воротник обеими руками, а ее взгляд, обычно весьма вызывающий, теперь был совершенно отсутствующим. Рита вела себя по-другому, впервые с тех самых пор, как они познакомились.
— Я знаю, — начал Гропиус, — в последнее время я вел себя грубо и уделял тебе мало внимания, но ведь ты знаешь причины.
Все еще оставаясь в пальто, Рита села на диван в гостиной. Резким движением она закинула ногу на ногу и спокойно сказала:
— Грегор, мне нужно тебе кое-что сообщить!
— Я слушаю тебя. — Гропиус сел напротив.
Рита откашлялась.
— Я выхожу замуж.
Ее слова повисли в воздухе, как зловещее предзнаменование, во всяком случае так показалось Гропиусу. Он не знал, как себя вести. Такие ситуации происходят не каждый день: любовница вдруг заявляет, что собирается замуж.
— Поздравляю! Рад за тебя! — сказал он, пытаясь не показать, как расстроен, но голос выдавал его. — А почему я узнаю об этом только сейчас?
— Потому что я приняла это решение только на этой неделе.
— Ага! — Гропиус пожал плечами и с негодованием отвернулся. Нет, сегодня точно был не его день. Сначала удар под дых, который дала ему Вероник, а теперь еще и это!
— И кто же счастливчик? — поинтересовался он.
— Он инженер-геодезист в отделе постройки подземных сооружений. Я делала ему снимок грудной клетки, тогда-то все и произошло.
— С каких это пор девушки влюбляются в человеческие внутренности? — не сдержавшись, съязвил Гропиус.
Рита рассмеялась.
— Вообще-то во всем виновата его внешность, его ласковый голос, забота. Я понимаю, ты расстроен, особенно в такой трудной ситуации; но ведь мы оба знаем, что наши отношения были всего-навсего обычной постельной историей без продолжения.
— Но черт побери, какой восхитительной историей! Или ты уже успела изменить свое мнение?
— Ни в коем случае. Я даже не могу исключить того, что когда-нибудь вспомню одну из наших ночей. И несмотря на это, я не могу всю жизнь оставаться милой любовницей, которая при желании всегда находится в твоем распоряжении.
Конечно, Рита права, подумал Гропиус, и по большому счету, ему не следовало сердиться на нее за этот шаг. Но почему именно сейчас? В то самое время, когда его жизнь покатилась под откос, когда любая женщина вызывала в нем чувство недоверия? Теперь при взгляде на Риту перед ним, как в кино, проплывали сцены их страстной любви, переживания, которые были недоступны ему с Вероник даже в их лучшие времена. А тот рейс в Гамбург, когда они, занимались любовью сидя в последнем ряду кресел самолета. Или отель в Париже, когда они целый день не вылезали из постели и им пришлось объяснять свои ближайшие планы горничной, желавшей прибраться в их номере. Или на автобане между Флоренцией и Вероной, когда он чуть не врезался в дорожный бордюр, поскольку Рите обязательно нужно было сделать «это» во время езды.
— Может быть, мы останемся друзьями, — вернула она его к реальности.
— Да, может быть, — тихо ответил Гропиус. Он ненавидел эту избитую фразу, которую всегда произносят в глупых фильмах. В этот момент его разочарование было намного горше, чем он сам мог представить.
На прощание были нежные объятия и пара слезинок. На этом история с Ритой окончилась.
Фелиция Шлезингер прилетела в Мюнхен из Амстердама после удачной продажи кельнскому фабриканту двух голландцев XVII века из коллекции торговца бриллиантами. Эта операция, кроме того что принесла комиссионные в размере ста пятидесяти тысяч евро, стала для нее также значительным взносом в копилку ее доброго имени среди маклеров.