Фелиция пригласила Гропиуса на чай к себе домой, на Тегернзее. Ей хотелось узнать, что нового выяснил профессор в Турине о де Луке.
— Де Лука был в отъезде, мне не удалось с ним поговорить, — начал Гропиус, когда они уселись в гостиной. Он твердо решил не рассказывать Фелиции о своем похищении, чтобы не беспокоить ее.
— Значит, вы съездили зря! — Фелиция стала серьезной.
— Я бы так не сказал, — возразил ей Гропиус, — в любом случае теперь я знаю, что де Лука — фигура крайне подозрительная и что синьора Колелла, с которой я познакомился в Берлине, с ним заодно.
— Значит, эти десять миллионов пришли от де Луки?
— Этого я не могу утверждать, по крайней мере пока. Ситуация все еще слишком запутанная. Кстати, выяснилось кое-что совершенно новое, что мы и не предполагали связывать с де Лукой. Очень может быть, что я знаю, кто убил вашего мужа!
Фелиция замерла.
— Ну да, — в некотором смущении продолжил Гропиус, понимая, что зашел в своем рассказе слишком далеко, — я говорю «может быть». Есть некоторые подозрительные обстоятельства, хотя они ничего не доказывают.
— Так рассказывайте же скорее, профессор!
— Фихте! Наш главврач. По всей вероятности, он подпольно проводит операции по пересадке органов. Я могу доказать это по меньшей мере на двух случаях.
— Но ведь для трансплантации столько всего нужно! Я имею в виду, что такую операцию невозможно осуществить в обычном кабинете врача! И Арно умер после операции именно в вашей клинике. Я не вижу связи.
— Для этого есть одно простое объяснение: удар Фихте должен был сразить меня. Другими словами, Фихте устроил смерть Шлезингера, чтобы устранить меня из клиники.
— Вы считаете, что он на это способен?
— И не только на это! — Гропиус опустил глаза. Он раздумывал, стоит ли посвящать ее в его наблюдения на летном поле, но потом понял, что Фелиция все равно узнает об этом рано или поздно, и поэтому сказал:
— Видимо, для укрепления чувства собственного достоинства он решил завести интрижку с моей бывшей женой.
Фелиция посмотрела на него скептически:
— Откуда вам это известно?
— Откуда? — Гропиус горько усмехнулся. — Я собственными глазами видел, как она поднялась в самолет к Фихте, кстати в его личный самолет. А лететь он собирался в Ниццу, полчаса от Монте-Карло. Та «мадам» в Ницце, с которой вы разговаривали по телефону и которая говорила на таком непонятном французском, была, скорее всего, Вероник.
Фелиция молчала, пытаясь найти хоть какую-то связующую ниточку между ее мужем и Фихте, но чем больше она об этом думала, тем более невероятной представлялась ей такая связь, и тем более правдоподобной казалась теория Гропиуса.
— Может быть, Арно все-таки попытался достать для себя печень на черном рынке? — спросил Гропиус. — В конце концов, именно в его записной книжке мы нашли телефон Фихте в Монте-Карло. Зачем еще мог понадобиться его номер?
Фелиция беспомощно всплеснула руками:
— Арно очень редко говорил о своем здоровье. И никогда не показывал, насколько ему плохо. О предстоящей операции я узнала лишь за несколько дней до нее.
— Откуда такая скрытность?
— Это совершенно соответствовало его натуре. Арно не привык жаловаться и любил окружать себя таинственностью. Сейчас я абсолютно уверена, что это был его способ осуществления власти. Ему доставляло огромное удовольствие знать больше, чем все остальные. Вероятно, именно поэтому он и стал археологом. Он хотел находить такие вещи, о которых до него никто не знал.
Гропиус кивнул, потом спросил, как бы между делом:
— Арно когда-нибудь упоминал о папке, об особой папке, которая была для него чрезвычайно ценна или важна?
— Не припоминаю, — неуверенно ответила Фелиция, — да, он иногда носил с собой какие-то папки, в которых хранил результаты своих исследований, рисунки, фотографии и протоколы. Но для практикующего археолога в этом нет ничего особенного, — она указала на соседнюю комнату, — вы видели его шкафы. Сам Арно утверждал, что в них все устроено по четко упорядоченной системе, хотя я бы назвала это, скорее, хаосом. А почему вы спрашиваете?
— Почему? — Гропиус понял, что его поймали на слове. Грегор хотел уйти от ответа, но в конце концов сказал:
— В Турине меня спрашивали о какой-то важной папке, которая якобы находилась у Шлезингера. К сожалению, я не смог выяснить о ней подробнее. Но ее содержимое должно быть чем-то взрывоопасным.