— Но какую роль я играю во всей этой драме? — почти крикнула Франческа.
Гропиус бросил на Франческу оценивающий взгляд:
— Я этого не знаю. Но, может быть, все дело в твоей связи с де Лукой и со мной.
Франческа резко выдохнула и сказала с ноткой упрека в голосе:
— С де Лукой у меня не было никакой связи. Я исполнила поручение, более ничего. Этого профессора я видела два раза в жизни, первый раз когда получила от него посылку и второй раз — когда вернула ее. Между двумя этими событиями мы однажды разговаривали по телефону. Я сказала ему, что приехал не Шлезингер, а другой. Потом он сказал, чтобы я ехала обратно в Турин. Это все.
— И ты не имеешь никакого понятия о том, что ты перевозила?
— Ни малейшего.
— А если бы это был радиоактивный материал?
— Не надо меня пугать! Об этом я даже не подумала.
— Что за человек был этот профессор де Лука?
Франческа немного подумала, потом ответила:
— Он выглядел именно так, как представляют себе исследователя, который вот-вот совершит сенсационное открытие. Маленький, коренастый, с круглым черепом, который обрамлял пушистый венок из волос. Всегда был безупречно одет, рассеян и как будто не от мира сего. В общем и целом он был очень симпатичным.
— А чем занимался этот симпатичный профессор?
— Время от времени его имя попадало на страницах газет. Мне кажется, он прославился на почве генной инженерии. Я не интересовалась более подробно его работой.
Гропиус задумался. Все это казалось в высшей степени нелогичным. Хотя — можно ли было хоть в одном событии прошедших недель найти смысл? В голове профессора царил хаос. Но не только в голове — казалось, смешались и его чувства. Он проводил ночи с Фелицией и чувствовал себя привязавшимся к ней. Но одной краткой встречи с Франческой сегодня утром в какой-то плохо проветренной пригородной пиццерии хватило, чтобы привести его чувства в замешательство. Франческа действовала на него как магнит, как невидимая сила, и эта сила тянула его к себе с нечеловеческой силой. Даже находясь в самом плачевном состоянии, она была более сексапильна, чем все женщины, которых он когда-либо встречал. «Ты должен выбросить эту женщину из головы, — подумал он в очередной раз, — на самом деле тебе хочется только переспать с ней, а у тебя в жизни и так достаточно сложностей». «Кроме того, — шутливо подумал он про себя, — может быть, в постели она скучнее черепахи. Так что оставь эти мысли!»
— Почему ты, собственно, здесь? У тебя новое задание от «Вигиланцы»? — спросил он.
— Нет, — коротко сказала Франческа, — я приехала, чтобы сообщить о том, что Константино умер. Я имею в виду, что это все меняет.
Гропиус взглянул на нее, совершенно сбитый с толку. Он понимал, о чем она говорит, но совершенно не знал, как поступить.
— Я думаю, тебе следует вернуться домой, — заметил он осторожно, надеясь, что не обидит ее.
Франческа взглянула на него разочарованно и тихо сказала:
— Ну, если ты так считаешь…
— Пойми меня правильно, — начал было Гропиус.
Франческа не дала ему договорить:
— Я все поняла!
Она допила свой кофе и встала:
— В любом случае я желаю тебе только самого хорошего. Жаль. Прощай.
Гропиус заметил, что ее глаза полны слез. Франческа быстро поцеловала его в щеку и вышла из кафе.
Похороны Томаса Бертрама стали крупным медийным событием. Все СМИ сообщали о скандале с трансплантацией, а Бреддин высказал в своей газете подозрение, что случай с Бертрамом на деле был лишь вершиной огромного айсберга и что, вероятно, намного больше пациентов погибает при проведении нелегальных операций.
При жизни Бертрам купался в деньгах, а как известно, богатство обладает магическим свойством притяжения. Так что он, будучи к тому же человеком щедрым, не мог пожаловаться на недостаток внимания со стороны общественности. За приглашениями на вечеринки по случаю Дня благодарения в его поместье в Китцбюле репортеры гонялись так же, как за билетами на вручение «Оскара».
Его жена Кира, южноафриканка с безупречными манерами, о которой никто не знал, каким образом она возникла у Бертрама на пути, была лет на двадцать моложе своего супруга. Следовало также признать, Кира вела себя более достойно, чем Бертрам, кроме того, она пила намного меньше джина, чем он. Хотя и тому уже немного надо было, поскольку он давно находился в алкогольной зависимости.
По этим и другим причинам, называть которые не принято, говоря об умершем (обычно писали что-то вроде: «К радости бульварной прессы, Бертрам состоял в так называемом открытом браке»), у него не было детей. Это привело к тому, что в то солнечное, но холодное весеннее утро у гроба стояли и давали волю слезам четыре вдовы, одетые в черные костюмы и вуали от лучших дизайнеров. Этот факт поверг священника, читавшего по заказу утешительные слова по потрепанному листочку, в крайнее замешательство. Он не знал, на какую из четырех женщин ему следует смотреть утешительным взглядом.