Но не успели они с Хелен перекинуться хоть словом и разглядеть что-либо помимо сбитых от беспокойного верчения одеял и простыней, как в комнату вошла женщина. Это была больничная сестра, соответствующим образом одетая.
— Что это вы тут делаете? — строго спросила Сестра.
Валентин, впервые за много лет, вышел из себя.
— А вы что тут делаете, позвольте узнать? Какое право вы имеете тут находиться? Я хоть и не хозяин, но дом принадлежит моей семье. Уоковеры — слышали о таких?
Сестра потерла лоб, что могло означать что угодно.
— Да, слышала. Много лет назад Корпорация…
— Корпорация? Какая еще Корпорация?
— Корпорация. Она купила этот дом у неких Уоковеров — под приют для умственно отсталых детей.
— Для умственно отсталых детей?
— Да, и часть их перед вами. И могу вам сказать, что ваше непрошеное вторжение еще сильнее их растревожило.
Нытье и плач красноречиво подтверждали ее слова, Валентина же они еще больше вывели из себя.
— Не верю ни одному вашему слову, — заявил он. — Там внизу мои родственники, я их сейчас приведу, и они подтвердят, что вы незаконно вторглись в чужие владения. Незаконно — слышите меня?
Его страшно злило то, что скандал разыгрывался на глазах у Хелен.
— Я прикажу выставить вас вон! — прокричал он. — И освободить дом для тех, кому он по праву принадлежит. Я зашел сюда, чтобы напоить мою спутницу леди Федермор…
Нет, он не должен был подвергать Хелен такому унижению — представлять ее этой Сестре.
— На том столике в углу есть молоко, — сказала Сестра. — Пожалуйста, угощайтесь, но только не шумите, хорошо?
Валентин шагнул к столу, схватил бутылку молока и швырнул в Сестру. Вслед за бутылкой потянулся беловатый след, наполовину жидкий, наполовину из сгустков порошка, похожий на тот, что оставляет бомбардировщик в холодных верхних слоях атмосферы — своего рода Млечный путь, — и снаряд угодил в люстру, второй раз за сегодняшний вечер все вокруг погрузилось во тьму.
По-прежнему рядом с ним была Хелен; как они выбрались из комнаты, он не помнил; как вышли из дома — тоже; зато он помнил — или ему казалось, что помнит, — как посадил ее в какой-то поезд.
«Где я? — подумал он, и вдруг понял, где находится на самом деле — в собственной кровати. — А почему мне так хочется пить? — Ему, как никогда в жизни, хотелось сухого мартини. — Вот бы сейчас сухого мартини!»
Должно быть, все происходило наяву — судя по вполне реальным ощущениям; ибо прежде ему ни разу не доводилось просыпаться среди ночи с такой мучительной жаждой. Он сел; где же находятся ингредиенты коктейля? Ясно, внизу, за запертой дверью; под рукой единственное средство утоления жажды — початая бутылка хереса. Он повернулся на другой бок, и постепенно першение в горле и сухость на языке стали исчезать. «Наверное, мне все это привиделось, — решил он. — Надеюсь, что и ей тоже».
Образ Хелен, растерянно озирающейся на забытом богом полустанке, так и не получившей не то что вина, но даже молока, стоял у него перед глазами настолько долго, что он с трудом уснул.
«Главное, — подумал он, засыпая, — я вызволил ее из Каслвик-хаус». — Он только сейчас вспомнил, как назывался их старый дом.
ТЕНЬ НА СТЕНЕ
перевод С. Володиной
Милдред Фэншоу была незамужняя женщина сорока с небольшим лет. Занималась она дизайном интерьера, и в этом качестве снискала большую популярность у весьма широкого круга заказчиков и друзей. Но еще больше она была известна своими неврозами. Впрочем, она делала вид, что смеется над своими страхами, точно так же, как и ее друзья, правда, они посмеивались над ней безо всякого притворства. «Милдред, как у тебя в последнее время складываются отношения с кошками? Я имею в виду — с черными?» «Опять соль на стол просыпала?» «Ты не разбивала зеркало? Признайся: разбивала, ведь без зеркала в твоей профессии не обойтись». И так далее.
Даже если в этих расспросах и было легкое ехидство, все считали, что таким образом заодно помогают Милдред избавиться от гнета суеверий — если они и вправду были для нее гнетом. Бесконечно любящим ее друзьям, наверняка, и в голову не приходило, что она им иногда подыгрывает. Смех, пусть даже недобрый, полагали друзья, — это единственное надежное средство от навязчивых идей.
Но сколько бы над вами ни подшучивали друзья, и сколько бы вы ни подшучивали над собой, это отнюдь не гарантирует избавления от чего-то, прочно засевшего глубоко внутри, что невероятно трудно объяснить словами и в чем еще труднее признаться.