У мадам Буше мадемуазель Этьен провела почти целый день, азартно требуя дорогих тканей, кружев, лент, а еще пайеток. С упоением Люси твердила о своем номере и просила у модистки расшить леотард на зависть королевам, принцессам, баронессам, княгиням. Она должна сиять! Должна! — повторяла Люси, и мадам Буше покорно склоняла голову, не забывая внести все пожелания клиентки в длинный счет.
Спустя три дня, вечером к цирку подъехал экипаж. Услужливый Флобер помог спуститься и, выслушав уверения в том, что вещей совсем немного, остался ждать у ландо.
Шедшая под руку с директором Люси горделиво тянула носик кверху. Синьор Антонио хвалил ее, наставлял, рассказывал о какой-то газете, написавшей статью о «La Stella», и Люси слушала его в полуха, ощущая как с каждым шагом становится ближе к свободе: к свободе от нищеты, к свободе от голодной жизни, к свободе от синьора Антонио и от всех неурядиц прошлого. После выступления она еще и прославится, и грядущий успех опьянял.
Они обогнули один из шатров и, свернув за угол, остановились. Директора ждал Гейне. Ждали и Люси. Уперев локти в колени, на лестнице ее вагончика сидел печальный Драган.
— Люси… — Он вскочил на ноги, едва она приблизилась.
С темными кругами под глазами, впалыми щеками, бледный, будто измученный, и глубоко несчастный. Драган хватал губами воздух и все не знал как заговорить, со странным выражением лица оглядывая оборки нового платья, ажурные перчатки, шаль. Перед ним была та же Люси, которую он знал как никого в цирке, но какая-то другая — дорогая, блестящая и безумно сердитая. На него.
— Как твое плечо? — сказал, будто выдавил из себя, Драган.
— Хорошо, — сердито фыркнула Люси, шагнув к двери, и, потупив голову, Драган дал ей пройти. Он вошел следом, и прогонять его не стали.
— Ты все же решил остаться? Я рада, — призналась Люси, усевшись к туалетному столику. Она не лукавила. — Зрители любят номер с кинжалами, — сказала она с наигранным равнодушием.
Из маленьких ящичков она принялась доставать различные безделушки. Часть из них Люси откидывала в сторону, часть — аккуратно складывала перед собой. Приятные воспоминания из прошлого, которые хотелось сохранить. Из кучки вылезло маленькое деревянное колечко, подаренное Драганом, и Люси замерла, уставившись на кусочек потемневшей от времени древесины.
— Ты… Уезжаешь?
— Д-да. Чарльз хочет, чтобы я переехала на виллу. — Люси сжала кольцо в ладошке, так и не решив, в какую кучку его отправить.
— А ты?
— Согласилась. С чего мне ему отказывать? — с вызовом бросила она. — Я же шлюха. Его шлюха.
— Я был не прав, — проворчал Драган и приблизился на шаг, нависнув мрачной тенью. — Я не должен был…
— А мне все равно. Все равно! — нарочито громко повторила Люси. Уложив ногу на ногу, она недовольно покачала носком дорогой туфельки. — Многие женщины продаются.
— Но ты не такая, Люси.
— Нет. Я такая! И знаешь… — фыркнула она. — Лучше быть обеспеченной шлюхой, чем нищей монашкой.
— А если он бросит тебя? — вдруг сказал Драган, походя на плывущего по бурной реке человека, отчаянно старавшегося ухватиться за спасительную соломинку. — Богачи меняют любовниц чаще, чем слуг.
— Ты хочешь знать, побегу ли я к тебе? Не побегу! Я больше не буду плакать и со всем справлюсь сама. Без тебя, — бросила Люси, от злости разбросав украшения по столу.
— Ты сильно изменилась.
— Я многое поняла, Драган. В особенности, чего хочу.
— Чего же? Денег? — ухмыльнулся он, но Люси не ответила. Свернув у виска локон колечком, она поправила прическу и украдкой коснулась губ.
Как же она была красива, как же она была дорога ему — от медных прядей до последнего вздоха. Драган места себе не находил после той репетиции. Он хотел лишь напугать, отплатить за свою боль, а когда ранил, клял себя на чем свет стоит. Убежать бы, уйти из цирка, но Драган не смог, угодив в замкнутый круг вечных терзаний и привязанностей. Вслух он называл Люси Этьен шлюхой, а в глубине души по-прежнему боготворил. Драган расспрашивал всех в цирке: Гумберта, Гейне, Берту, Буффо, остальных, стараясь найти хоть малейшее оправдание, и нашел. Люси не знала, что его увезли. Запуганная директором Берта предательски молчала. Люси осталась совсем одна, и в том, что случилось, была и его вина. Драган Ченчич и вправду ее оставил один на один с проклятым Антонио Д’Аскола.
Оправив край перчатки, Люси пристально посмотрела на него, и Драган, упав на колени, сжал ее руки.
— Прекрати! Отстань… — попыталась отделаться Люси, но Драган не отпускал, норовя обнять.
— Я слышал. Я слышал, что тебя заставили.
— Не твое дело, — шикнула Люси и стукнула его кулаком по груди.
— Берта сказала…
— Мне все равно, что сказала Берта, а теперь все равно, что скажешь ты! — раскричалась Люси, и Драган обнял ее. — Меня ждет мистер Мефис. Он богатый и знает, чего хочет. А еще он не пропадает, как ты! Пусти… Н-нет, хватит. — Люси вновь попыталась вырваться, но Драган прильнул к ее губам, и в этом первом и единственном поцелуе они оба стихли.
Драган Ченчич целовал жестко, нетерпеливо, как человек, который старается что-то доказать. Он крепко сжимал Люси в объятиях, стараясь вызвать в ней какой-то ответ, и хотя Люси сперва поддалась, но быстро устала от этой нетерпеливой пылкости. Поцелуй Чарльза Мефиса был иным. Чарльз ничего не доказывал, будучи уверенным в своей силе, и эта сила влекла, как огонек мотылька, но… Предательское «но» заставляло биться сердце сильнее, проступало слезами на глазах и душило отчаянной безысходностью, пробуждая спрятанные чувства.
Люси отстранилась. В глазах Драгана горела надежда, истекавшая горькими слезами, и сердце Люси Этьен сжалось от сожаления по чему-то утерянному.
Драган остался в прошлой жизни. Должен был остаться в прошлом. Что мог предложить ей нищий словенец? Любовь до гроба? Нынче для Люси это было необычайно мало, хотя на мгновение она подумала, как здорово было бы убежать на край света. С ним. Это было невозможно. Не возможно, — повторяла Люси, стараясь думать о Чарльзе Мефисе и его богатстве.
— Прости…
— Ты прощен, — процедила сквозь зубы Люси и отвернулась. На глаза ей вновь попалось маленькое деревянное колечко, и по щеке сбежала слеза. — Я не злюсь на тебя. Не злюсь, — повторила она, прикусив губу.
Уронив на девичьи колени темную голову, Драган вдруг разрыдался. Страстно он шептал признания в любви. Говорил о том, что проклятый директор обманом усадил его за решетку Лонхофа и лишь поэтому он не был рядом, когда Люси так нуждалась в нем. Едва не крича, Драган твердил о том, что никогда бы не бросил ее и никогда не бросит впредь, и Люси просила его уйти, из последних сил стараясь не поддаться великому искушению остаться рядом с ним навсегда.
Бедный Драган и вправду любил. Любила и она. Директор обманул их. Когда-то Люси немедленно бы бросилась в шатер синьора Антонио, устроила бы сцену, но не сейчас. Что толку постоянно вспоминать о случившемся, искать виновных? Прошлого не вернуть, а в своем будущем Люси Драгана Ченчича почти что не видела. Старалась не видеть, чтобы не терзаться чувством вины и мучительными сравнениями богатой жизни с бедной.
Драган был ей дорог. Как бы она ни старалась возвеличить во всем Чарльза Мефиса, как бы ни старалась продаться, сердце вопило о жестокой истине. Уж слишком много они пережили, делясь порой последним. Уж слишком крепко любили друг друга, чтобы так просто забыть о своих чувствах, и, сбросив маску беспринципной любовницы, Люси обняла своего нищего словенца.
— Так случилось. Случилось, — повторяла она, стараясь успокоить и успокоиться. — Прости. Я просто хотела спасти цирк.
Люси жалостливо гладила его темную голову и душилась от слез. По счастливому прошлому, по своим чувствам, запрятанным глубоко внутри, по чистоте и своей любви, загубленной в зачатке. Жизнь в богатстве позволяла забыться, да вот только от этого проклятого сожаления о прошлом избавить не могла. Все могло бы быть иначе. Иначе, а вышло… Так.