По мере того, как излагалось предложение, выражение ее лица менялось почти как в комедийном фильме. Ее наивно распахнутые глаза приобрели циничный прищур, волосы потеряли пышность, а брови изогнулись в неподдельном изумлении.
— Ну, я могла бы, конечно, — сказала она наконец, — Но зачем это вам? Как-то все это странно.
— Давайте назовем это просто шуткой, — предложил Вимси.
— Ну, нет. — Ее губы жестко сжались. — Мне это не нравится. Зачем мне встревать в такое дело? Уж больно это смахивает на дурную шутку и может доставить девушке немало неприятностей. Послушайте, а вы, случайно, не из этих… как их?… о них еще на прошлой неделе что-то писали в «Советах Сьюзи» колонке мадам Кристал… Заговоры, знаете ли, колдовство — оккультизм всякий? Мне не хочется причинить кому-то вред.
— Я не собираюсь изготавливать восковую куклу, если вы это имели в виду. Послушайте, вы умеете хранить тайны?
— О, я не из болтливых. Никогда не имела привычки трепать языком, не то, что некоторые.
— Да, я так и подумал. Вот почему я попросил вас встретиться со мной. Ну, тогда слушайте — я все вам объясню.
Он подался вперед и начал говорить. Размалеванное личико стало таким сосредоточенным и взволнованным, что ее лучшая подруга, сидевшая за несколько столиков от них, совсем скисла от зависти. Она была уверена, что красотке Мейбл предлагают квартиру в Париже, «даймлер» и колье за тысячу фунтов, и потому тут же окончательно рассорилась со своим кавалером.
— Теперь вы понимаете, — закончил свой рассказ Вимси, — как это важно для меня!
Красотка Мейбл восторженно выдохнула.
— Это правда? Вы не выдумываете? Ну прямо, как в кино!
— Да, только прошу вас — никому ни слова. Вы — единственная, кому я все рассказал. Вы меня ему не продадите?
— Ему-то? Да ни за что на свете, он просто скупая свинья! Мне его ничуть не жалко. Вы меня уговорили. Я это сделаю. Это будет не очень легко, потому что мне придется работать ножницами, а мы обычно этого не делаем. Но я сумею. Можете на меня положиться. Много я не состригу — он часто к нам заходит, но все, что соберу, отдам вам. И договорюсь с Фредом. Его обычно обслуживает Фред. Но Фред мне поможет, если я его попрошу. И куда мне их потом девать?
Вимси достал из кармана конверт.
— Внутри, — внушительно произнес он, — запечатаны две маленькие картонные коробочки. Не вынимайте их, пока не добудете образчики, потому что их тщательно обработали, простерилизовали, если вы меня понимаете. Когда будете готовы, вскройте конверт, достаньте коробочки, положите в одну обрезки ногтей, а в другую — волосы, сразу же их закройте, запечатайте в чистый конверт и отправьте вот по этому адресу. Вы все запомнили?
— Все.
Она нетерпеливо протянула руку.
— Умница. И никому ни слова.
— Ни е-ди-но-го!
Она кокетливо улыбнулась.
— Когда у вас день рождения?
— О, у меня его нет. Я не собираюсь стареть.
— Правильно. Тогда я пошлю вам подарок не ко дню рождения, а в любой из дней. Норковая шубка, по-моему, будет вам очень к лицу, голубка.
— Такой роскошный подарок!
— Вы меня вдохновляете, — любезно отозвался Вимси.
Глава 22
— Получил ваше письмо и решил к вам заглянуть, — сказал мистер Эркерт, — Так значит, есть какая-то новая информация о смерти моего несчастного кузена? Конечно, я буду счастлив помочь вам всем, чем смогу.
— Спасибо, — ответил Вимси. — Садитесь же! Вы, конечно, уже отобедали? Но вы не откажетесь от чашечки кофе? Вы ведь предпочитаете кофе по-турецки, не так ли? Мой камердинер его превосходно готовит.
Мистер Эркерт от кофе не отказался и воздал должное Бантеру: настоящий восточный кофе, сказал он, та самая крепость и сладость, которая столь шокирует умеренных европейцев.
Бантер чопорно поблагодарил его за комплимент и поставил перед ним коробочку столь же приторной экзотической сладости, которая называется рахат-лукумом, и которая не только залепляет нёбо и склеивает зубы, но и посыпает лакомку сахарной пудрой. Мистер Эркерт немедленно набил себе рот рахат-лукумом, невнятно пробормотав что-то относительно того, что это — настоящий восточный продукт. Вимси с суровой улыбкой медленно выпил немного крепкого черного кофе без сахара и молока, а потом налил себе рюмку выдержанного бренди. Бантер удалился, а лорд Питер, открыв на колене блокнот, взглянул на часы и начал свое повествование.
Он еще раз и довольно подробно пересказал все обстоятельства жизни и смерти Филиппа Бойса. Мистер Эркерт, украдкой зевая, ел, пил и слушал.
Вимси, продолжая следить за часами, перешел к истории с завещанием миссис Рэйберн.
Мистер Эркерт, немало удивленный таким поворотом в повествовании, отставил кофе в сторону, вытер липкие пальцы носовым платком и уставился на лорда Питера.
Спустя некоторое время он сказал:
— А могу я узнать, как вы получили эти в высшей степени удивительные сведения?
Вимси небрежно махнул рукой.
— Полиция, — объяснил он, — замечательное учреждение! Просту диву даешься, чего только они не находят, когда захотят. Надо полагать, вы всего этого не отрицаете?
— Я вас слушаю, — хмуро ответил мистер Эркерт. — Когда вы закончите ваше странное повествование, я, возможно, пойму, что именно я должен отрицать.
— О, конечно, — согласился Вимси, — я постараюсь изложить все четко и ясно. Я, конечно, не юрист, но пытаюсь говорить по возможности однозначно.
Он монотонно забубнил дальше, и минутная стрелка сделала еще один оборот.
— Насколько я понимаю, — заключил он, подробно рассмотрев все детали вопроса о мотиве преступления, — вы были очень заинтересованы в том, чтобы избавиться от мистера Филиппа Бойса. И этот тип, по-моему, действительно был совершенно ничтожной личностью, и, окажись я на вашем месте, я испытывал бы к нему те же самые чувства.
— И это все? — осведомился нотариус.
— Никоим образом. Теперь я перехожу к самому главному. «Медленно, но верно» — вот девиз вашего покорного слуги. Я вижу, что отнял уже семьдесят минут вашего драгоценного времени, но, поверьте мне, этот час не прошел впустую.
— Если допустить, что вся эта абсурднейшая история — правда, что я самым решительным образом отрицаю, — заметил мистер Эркерт, — мне было бы чрезвычайно интересно узнать, как, по-вашему, я дал ему мышьяк. Вы придумали что-нибудь особо хитроумное? Или предполагается, что я подкупил кухарку и горничную, и сделал их своими сообщницами? Вы не считаете, что это было бы немного опрометчиво с моей стороны и предоставило бы им неограниченные возможности меня шантажировать?
— Настолько опрометчиво, — ответил Вимси, — что это было бы просто невозможно для человека, проявляющего такую редкостную предусмотрительность. Например, опечатывание бутылки бургундского свидетельствует об уме, который предвидит всевозможные варианты развития событий — в высшей степени неординарные. По правде говоря, этот эпизод с самого начала привлек к себе мое внимание.
— Неужели?
— Вы спросили меня, как и когда вы дали ему яд. Полагаю, не перед обедом. Предусмотрительность, с которой вы опустошили графин в спальне Бойса (о, да! Это не осталось незамеченным!), тщательность, с которой вы избегали оставаться — и ни разу не остались — с кузеном наедине… Все это исключает предобеденный период.
— Будем надеяться.
— Херес, — задумчиво продолжил Вимси. — Только что открытая бутылка. Исчезновение остатков не осталось бы незамеченным. Сдается мне, что херес мы тоже можем исключить.
Мистер Эркерт иронически поклонился.
— Суп. Его ели кухарка и горничная, и остались живы. Я склонен не рассматривать суп, и то же самое относится к рыбе. Порцию рыбы отравить было бы нетрудно, но для этого понадобилась бы помощь Ханны Вэстлок, а это противоречит моей теории. А теория — дело для меня святое, мистер Эркерт. Это, можно сказать, почти что… догма, как вы изволили выразиться.