Побитые орудия сиротливо стояли перед цехом. После дождей покрылись ржавчиной несмазанные части, а латунные бесследно исчезли.
В двух маленьких комнатках приземистого домика юзовских времен, затерянного среди таких же невзрачных, как он, у самого завода жила большая семья Яковлевых. Давние знакомые Борисова, они согласились по его просьбе предоставлять свою квартиру для конспиративных встреч. В ней стали бывать Шведов, Карпеч-кина, Покусай, Тихонов, ночевали спасенные из концлагерей.
Двое из них — шоферы Николай Алексеев и Михаил Кожемякин — по заданию Борисова поступили в пожарную охрану на аэродроме.
— Вы должны доставать бензин и автол,— сказал он,— Как это делать, выясните на месте.
Начальник пожарного депо, связанный с Алексеем Борисовым, принял шоферов на работу сразу. Они наблюдали за посадкой самолетов, видели, как техники сливают в бочки остатки бензина и автола.
Шоферы предложили им свою помощь. Сошлись поближе с пилотами, и те разрешали забирать остатки для пожарных машин. Горючее привозили на Седьмую линию. Борисов и Вербоноль меняли бензин и автол на зерно, муку, масло и другие продукты.
Недавно Алексеев и Кожемякин перешли на грузовые автомашины немецкой базы, возят продукты и бензин в воинские части.
— Изучают обстановку,— доложил Борисов командиру в квартире Яковлевых, где они назначили друг другу встречу.
— Жаль, потеряли хороший источник горючего,— отозвался Шведов.
— Наоборот, приобрели более удобный и менее опасный,— сказал Алексей Иванович.— Ребята свободно ездят по городу, возят с базы в воинские части продукты и горючее. Сейчас подбирают ключи к немцам, обслуживающим базу.
— Даже так? — оживился Александр Антонович.— Тогда неплохо.
Пока они беседовали, старик Яковлев настраивал приемник. Поймал московскую волну, и подпольщики подсели ближе. Сводка Информбюро сообщила о боях на Волге. Каждый дом в Сталинграде стал крепостью. План Гитлера о захвате города с ходу провалился.
На другой день Шведов ушел к Савостенкам. Попросил Ксению Иосифовну привести к вечеру Марию Анатольевну.
— Нужно попрощаться,— сказал он.— Ухожу на ту сторону.
— Совсем? — спросил Евгений Андреевич.
— Ну нет. Счет с немцами не закончен... У тебя нет бикфордова шнура? Ты ведь запасливый.
— Угадал, —ответил, улыбнувшись, Савостенок.— Кажется, есть,
— Что значит, кажется?
— Нужно вспомнить, куда спрятал. Еще в прошлом году метров пятьдесят намотал... Когда фрицы пришли, я пробрался на завод, там и нашел.
— Никому не отдавай,— попросил Александр Антонович.— Он нам позарез нужен. Я пришлю за ним.
Вскоре появилась Мария Анатольевна. Муж сказал ей, чтобы она привела на шахту «Пролетар» к Новикову Тихонова и Ухлова...
Они избегали дорог, выбирали проселки, шли возле посадок и рощиц. Перед Ворошиловградом Шведов предложил Ухлову не заходить в город, обойти его и остановиться возле шоссе на Краснодон.
— Я с Гришей загляну по одному адресу,— сказал он.— Жди нас.
На тихой короткой улице стояли старые высокие клены. С их ветвей неслышно слетали медно-багровые листья и ложились на дорогу,
— Здесь вроде и войны не было,— проговорил Тихонов.
Александр Антонович разговора не поддержал. Он всматривался в номера домиков, прятавшихся в глубине дворов. Наконец остановился.
— Подожди меня,— попросил он Григория.
За густым вишняком стоял небольшой дом с двумя голубоватыми ставнями. Шведов подошел к деревянному коридорчику и постучал. Дверь открыл широкоплечий усатый мужчина на протезе.
— Сашка? Ты! — пробасил он.— Давай, давай. Я уже заждался. Грешным делом думал — не кокнули ли тебя.
— Как видишь...
На явочной квартире он находился столько, сколько нужно было для получения пароля.
И снова по балкам, рощицам, вдали от жилья шли они в сторону фронта. На одном из привалов за Миллерово Шведов спросил Тихонова:
— Ты на меня не обижаешься?
— За что?
— Не приглашаю тебя в квартиры... Ты не думай, что я не доверяю. Дорога у нас длинная. Вдруг схватят. А фашисты руки крутить умеют. Но ты все равно ничего не скажешь, потому что не знаешь.
Он словно чуял беду: возле станицы Нижне-Чирской в хуторе Лесном задержали шедшего впереди Ухлова. Шведов и Тихонов свернули и скрылись в степи. После этого двигались поодиночке в пределах видимости.
Уже до слуха долетал артиллерийский гул, в небе все чаще появлялись самолеты, завязывались воздушные бои. С радостью отмечали, что советских ястребков не меньше, чем гитлеровских самолетов. Смотрели, затаив дыхание, на воздушные карусели и облегченно вздыхали, когда за падающим «мессером» тянулся черный хвост. Над Сталинградом до самого неба поднималась багрово-серая стена огня и дыма. Пораженные подпольщики долго не могли двинуться с места. Заросшие, грязные, голодные, с болью смотрели на закопченный горизонт, черную землю и не верили, что впереди могут быть люди.
На окраине стояли целые дома. Первый снег присыпал покореженные орудия и танки. Окопы и траншеи походили на страшные беззубые рты. Закутанная в платок женщина в длинном мужском пальто тащила санки с бачком воды.
— Мать! — окликнул ее Шведов.— Где здесь улица Хоперская?
— Какая я вам мать? — отозвалась она звонким голосом. — А Хоперская это и есть.
Михаил Саутов знал Александра Антоновича, ждал его, но не предполагал, что встретится в оккупированном городе.
— Выкладывай все. На всякий случай,— сказал он.— Если не перейдешь, я передам твои сведения.
Около месяца жили подпольщики у Саутова. Немцы дважды выгоняли их на окопы, они ходили, надеясь разведать место для перехода фронта. Подползали к самой Волге. Но противоположного берега не было видно. Вода свинцовая, ледяная.
— Вплавь не дотянем,— сказал Шведов. Саутов посоветовал попробовать перейти фронт в районе станции Абганерово. Но и здесь постигла неудача. Пришлось возвращаться домой.
Оккупанты, особенно в последнее время, не жалели средств на пропаганду. Заигрывали с населением. Запугивание и смертные казни желаемого результата не давали. Промышленные предприятия в Донбассе бездействовали. Спекулятивным подбором материалов о советской действительности в газете «Донецкий вестник», бесчисленными плакатами о райской жизни в рейхе немцы преследовали одну цель: скрыть истинное положение на фронте и в тылу.
«Потоку лжи нужно противопоставить нашу информацию,— думал Александр Антонович.— Как можно больше выпускать листовок».
Бумаги, которую доставал знакомый Вербоноля по кличке «Полковник», не хватало. На ее приобретение шел бензин, добываемый Алексеевым и Кожемякиным, Борисом Вербонолем и его друзьями, тратились деньги, передаваемые Кихтенко.
Листовки, написанные от руки и напечатанные на машинке, появлялись на станции, на металлургическом заводе, в Рутченково и на Петровке. Они порой повторяли одна другую. «Вот бы найти их авторов и действовать сообща»,— мечтал Шведов. Но связь между группами Калининского района и «Информбюро» уже существовала, знали об этом Иванова и Богоявленская. В свою очередь, Чистякова входила в группы «Информбюро» и в заводскую, которую возглавлял Чернов, о чем Августа Гавриловна даже не догадывалась.
Ирина Васильевна изредка навещала квартиру Ивана Михайловича, но о том, что печатает сводки и воззвания, ничего не говорила. В октябре ее листовку Холошин показал Чернову.
— И нам бы за такие взяться,— предложил Иван Михайлович.
На совещании Чернов сказал о припрятанной машинке. Завком эвакуировался и отдал ее на хранение.
— У меня есть приемник,— отозвался Холошин.
— Записать сводку сумеет каждый, а вот кто размножит?
— Я умею печатать,— заявил Иван Иванович.
— И я тоже,— сказала Ирина Васильевна.— Могу достать копирку.
Бумагу каждый пообещал поискать у себя дома.
Приемник устанавливали в напряженной тишине. В сердце закрадывалось сомнение: а вдруг не заработает. Но вот, словно далекий отзвук грозы, раздался приглушенный треск, а за ним знакомый голос диктора:
— Вы слушали первую часть «Богатырской» симфонии Бородина.
Ирина Васильевна любила эту симфонию. Она и сама играла на пианино. Боже, неужели это было? Посмотрела на свои длинные красивые пальцы и сжала их в кулак. Начали передавать сводку Совинформбюро.
Чернов схватил карандаш, но разволновался, старческие руки задрожали.
Сводку записала Чистякова. Прибавили призыв к населению: «Повсюду мстите оккупантам, помогайте Красной Армии разбить врага».
За машинку сел Холошин, печатал неуверенно, медленно. Ирина Васильевна улыбнулась и попросила уступить место ей. До комендантского часа отпечатали около ста экземпляров.
Холошин принес листовки в цех и незаметно рассовал по ящикам, где лежал инструмент. Остальные прокламации передали знакомым и прикрепили на видных местах.
В тот же день оккупанты устроили облаву, охотились за патриотами. Куда-то исчез Аввакумов. По доносу был окружен дом, где жил Грицаенко. Но он успел уйти и укрыться у бывшего заведующего центрально-заводской лабораторией Бориса Васильевича Расторгуева на Четвертой линии.
Встревоженная Чистякова пришла к Чернову и сказала:
— У меня есть машинка. Давайте сводки мне. Я их буду печатать. А вашу квартиру необходимо обезопасить. Мой дом вне подозрений.
Ирина Васильевна размножала обращения и призывы, а также печатала восковки. За ними, как и прежде, приходили Нина Баркар и Рема Шаповалова. Через Богоявленскую передавали их Ивановой. На Ларинскую сторону девочки приносили листовки, откатанные Соней.