Пришла Дианочка. Моя любимая, моя восемнадцатилетняя. И я, как смог, подарил ей свой подарок. Оказалось, что бритвой она не воспользовалась: я и видел, и чувствовал ладонью.
Наутро я проснулся один. Мы вчетвером мучались после вчерашнего. И опять я пошел в магазин. Я все точнее совпадал с описанием древнего человека, покидавшего пещеру, чтобы вернуться с добычей. Этим утром я “убил” замороженную курицу, зелень, хлеб и немного пива. Весь день мы бродили по квартире, пили целебный бульон, спали, ходили в душ. К вечеру все вернулись в норму.
Так пролетела неделя. Стоит ли намекать, что она была лучшей в моей жизни? Осторожно, как коты в непомеченном районе, мы ощупали окраину Обнинска, где мы жили. Потом двинулись в центр, съездили на автовокзал. Решили автобусами ехать в Сибирь: проводницы поездов требовали паспорт, а водители автобусов проще глядели на путешественников.
Обнинск… Потом я вспоминал его как сказочное королевство. Где все теряют голову, живут как будто во сне. Разве не видел я, что девочки мои что-то обсуждают? Разве не слышал обрывки их разговоров? Разве не понимал, что мы не сможем скрываться так всю жизнь? Видел, слышал и понимал. Но королевство Обнинска цепко держало меня в дурманящей власти.
Куда девать квартиру и как быть со школой я так и не придумал. Бросил все на потом. Девочки удивительным образом столкнули меня в овраг беспечности. Справедливости ради, так я себе все и представлял. И тогда, и теперь. Под конец недели я совершенно уверовал в нашу неуязвимость и удачу. Единственное, что я придумал для защиты, были кое-какие усы, которые я принялся отпускать.
Что бы я рассмотрел, если бы сумел хоть на минуту отступить назад и взглянуть на представление из зрительного зала, а не со сцены? Человека, которому не то тридцать, не то сорок. Который взаправду собирается достичь Сибири, выехав из Обнинска на автобусе. Которому через три недели нужно стоять на линейке, среди гладиолусов и шаров. Смех, антракт, занавес.
***
Неподалеку от нашего дома была стоянка такси. Вечером дня перед отъездом я сходил туда и договорился с одним из водителей, что он подъедет в начале шестого утра и заберет нас на автовокзал. Автобус отходил без пятнадцати шесть. Потом я разыскал за домом хозяина квартиры. Он сидел на земле и пытался выбить палас, который в свернутом состоянии валялся рядом с ним. Мы договорились, что я оставлю ключи под половиком.
Девочки мои были рады. Их широким сибирским душам прискучил Обнинск. Они радовались, что я еду с ними.
– Мы тебя со всеми познакомим, ― говорили они, ― знаешь, сколько у нас друзей раскидано по разным городам.
Перед дорогой обычно собирают чемоданы или сумки, но у нас ничего не было. Свежее белье я уложил в рюкзак, который купил вчера. Туда же положили бутылку воды и десяток бутербродов. Все.
– Так намного интереснее, ― уверяли меня девочки, ― в каждом городе будем покупать новый шампунь. Купим тебе спортивные штаны. А осенью ― шапку.
Мы сходили поужинать в закусочную, где завтракали неделю назад. На секунду мне снова показалось, что я нужен им, только чтобы добраться в Сибирь, к своим знакомым. А там ― они бросятся врассыпную, в чем я подозревал их там, на поле, когда мы в первый и последний раз шли на реку купаться. Теперь на них не было тяжелых ботинок и бежать было сподручнее. Но я тут же отогнал от себя эти мысли. И проверить их не успел.
Утром мы поднялись в половине пятого, выпили крепкого чаю. Как скудны были наши завтраки и обеды после побега. Я немного тосковал по ним. В Сибири, думал я, устроим хороший обед, по-ставнински хороший. С ликером, с мороженым, с кофе в изящной чашечке.
Мы закрыли дверь, спустились вниз. Я как-то слишком остро замечал происходящее, как будто предчувствуя. Мы свернули за дом, чтобы пойти к стоянке. Вот перекошенный детский “грибок”; всю неделю я удерживал Дианочку, которая хотела повисеть на нем. Вот непросыхающая лужа. Спинка армейской койки в кустах. Угрюмое чужое белье. Знакомая машина марки “мусье”…
Около машины стоял Одри и с ним еще два человека, которых я раньше не видел. Мы с девочками остановились. Одри и его товарищи пошли к нам. Я оглядывался.
– Что ж ты делаешь? ― спросил Одри. ― Разве ты друг? Я же тебе все рассказал. Считай ― исповедался. Все про нее тебе выболтал. А господин Ставнин? Он же тебе чуть не отцом стал. Он ведь знал все про тебя. Все, что ты сделал. И поверил. Что ты не сука, поверил, понимаешь?