Они поели, выпили на двоих бутылку пива, по полстакана чистого спирта. За пивом пастух представился, но Кириллыч не расслышал, хотя руку пожал. После еды они заговорили о главном.
– Я из Оградовки иду, – сказал Кириллыч, – к старухе. Чтобы “посмотрели” меня.
– А ты что предвидишь?
– Да всего понемногу. И ход истории, и моду.
– В семьдесят девятом смешной случай был: пришел один, вроде тебя, говорит, тоже в Рассветовку. Я спрашиваю, ты что предвидишь, а он говорит, марксизм. Еле выпроводил его. Я его в дверь толкаю, а он: сукно, сукно. Лет на двести запоздал!
Кириллыч засмеялся. Он заметил, что как только пастух переставал говорить о России, его речь становилась ясной и складной. Стоило же ему перескочить на любимую тему, как он принимался нервничать и суетиться. Поэтому Кириллыч решил не говорить ничего похожего, чтобы не натолкнуть и пастуха. Однако первым же вопросом вернул того на знакомую тропинку.
– А вы что предвидите? – спросил он. Пастух вскочил.
– Что Россия вновь станет великой. Вернем Финляндию, этих чухонцев, раздавим Польшу, заберем Аляску, Венгрию, Германию. В Воронеже откроем концлагерь для европейцев, пусть нашего хлебушка отведают. А мы по полям бескрайним бродить будем, да коров холмогорских пасти…
Пастух не унимался минут пять. Кириллыч сказал:
– А может, еще спирта?
– Нету, – с досадой сказал пастух. Спирт немного отвлек его от России. Кириллыч воспользовался антрактом и спросил:
– А что же мне там делать? Как держать себя?
– В Рассветовке? – переспросил пастух, успокаиваясь.
– Да.
– Как знаешь, так и держи. Специально ничего не делай. Только затянешь просмотр. А вообще там все достаточно быстро. Если ты говоришь, моду предвидишь, пошлют тебя в Москву, наверное, будешь там работать, пользу приносить.
– А как в принципе “смотрят”?
– Общаются с тобой, в гости зовут, вопросы задают, испытания проводят. Да, забыл сказать, там никто не разговаривает.
– А как же…
– У них есть система мудрых слов ─ СМС. Если хочешь сказать что, берешь листочек, пишешь на нем самое важное, отдаешь человеку, он относит это тому, к кому ты обращаешься…
– Как сложно. И долго, наверное…
– Ты же знаешь, что там живут те, кто застрял в прошлом. Поэтому, скорее всего, эта СМС – зачаток чего-то более совершенного. Прообраз, что ли… Ну а то что сложно и долго, верно, да. Там всего три человека эти письма разносят. А бабы, сам знаешь, говорливые. Как начнут общаться или ругаться, этих троих разносчиков под вечер выжимать можно. Или ночью рожать кто-нибудь начнет, его родные бегут к разносчику, будят, отправляют с письмом к повитухе.
– А чего бы всем не разрешить письма относить?
– Ну-у. Порядка не станет. Эти трое-то зарплату получают. И, знаешь, не крохотную. С каждого письма копеечку берут.
– А как я их найду?
– О, не бойся. Только в Рассветовку войдешь, сами отыщут тебя. Такие шустрые ребята.
Пастух постелил Кириллычу на новой, но продавленной раскладушке. Они легли, и разговор продолжился.
– А были такие, – спросил Кириллыч, – кого забраковали? В ком ничего не разглядели.
– Сколько тут живу, не видел. Все на что-то сгодились. Даже лесник-пидор и тот…
“Ах, вон оно что!” – подумал Кириллыч, а пастух продолжал разгораться:
– В России не должно быть такого! И скоро не будет. С Запада все это пришло, с Запада.
Кириллыч потушил костер:
– А куда еще распределяют?
– Меня вот сюда направили. Дружок у меня был по пастушьему училищу, тот сейчас на заводе газировки работает. Недавно писал мне, говорит, лимонад не только из лимонов скоро будут делать. Но дальше не заступил – секрет. По-разному все. Кого-то здесь неподалеку оставляют, кому-то говорят за тридевять земель собираться. Не бойся, всем применение найдется, послужишь России.
– Все-таки страшно. Вдруг я ничего не могу.
– Как это? Все что-то могут. Запомни: сегодня это для тебя будущее, завтра – это для кого-то прошлое, а Россия стоит и стоять будет.
– Ну, мало ли, – наставивал Кириллыч, – может, навыки мои не сгодятся.
– Так ты же сам говорил: мода, ход истории.
– Да я вот подумал сейчас… Я же только вижу это, а смогу ли делать?
Пастух приподнялся на локте:
– Ты точно русский?
Кириллыч заверил паспортом. Они поговорили еще немного – в основном о прошлом – и заснули. Когда Кириллыч проснулся утром, пастуха уже не было. Он оставил записку, в которой просил захлопнуть дверь.
Кириллыч согрел чаю, поел. Потом оглядел шалаш, полный дорогих неработающих вещей. На трюмо у выхода он заметил крохотную книжечку, наподобие молитвенника. Кириллыч открыл его. Все страницы пустовали, только в середине была надпись от руки: “Надобно веровать”.