Хельга поднялась на крыльцо, громко постучала в дверь и распахнула ее, не дожидаясь ответа.
- Мы вернулись! – громко произнесла она, шагая через порог. – Твое желание исполнено.
В лачуге царил холод. Словно в склепе, пахло пылью и тленом. Старик, вышедший навстречу гостям, напоминал мумию: высохший, с ввалившимися щеками, он был одет в темный балахон, из рукавов которого свисали клочья серой ткани. Единственный зрячий глаз старика жутковато белел в полумраке.
- Знаю, - просипел Сайрех. – Это хорошо. Подождите здесь.
Двигаясь медленно и почти бесшумно, он отошел к дальней стене скудно обставленной комнаты, открыл сундук, достал какой-то предмет, завернутый в тряпицу, и вернулся к визитерам.
- Вот, - сказал он, протягивая им руку.
В тряпице на ладони старика лежал небольшой хрустальный шар. В полумраке казалось, что он неярко светится, а поверхность его покрыта тончайшим слоем перламутра.
- Я отдаю добровольно то, что принадлежит мне, в качестве платы за оказанную услугу, - проговорил старик неожиданно зычно и четко. – Считаю обязательства выполненными.
- Считаю оплату справедливой и принимаю ее, - так же четко ответила Хельга. Она взяла шар и тут же отдала его Исайе. – Прощай, старик.
Сайрех кивнул, и гости покинули лачугу.
- Что вы для него сделали? – спросил Кальт.
- Спасли эту деревню.
Кальт покачал головой.
- Неужели старик хотел ее спасти? Его не очень-то любят. Он живет здесь из милости.
- Да, но нам бы все равно пришлось что-то сделать для него. Вещь, которую ты видел, нельзя украсть или отнять. Ее можно только получить по доброй воле владельца. А она нам нужна. Так почему бы не спасти эту деревню? Не такая уж большая плата.
Действительно…
- А что это за вещь?
- Тот шарик? Да просто вещь, - Хельга незаметно ускорила шаг и теперь шла немного впереди. – Правда, очень редкая, с уникальными свойствами.
- Так что же это такое?
- Мертвое сердце исчезнувшего мира, - девушка обернулась, подмигнула ему. – На дороге такие штуки не валяются.
Кальт задумался.
- Разве эта вещь – не слишком большая оплата за такую услугу?
Хельга пожала плечами.
- Все относительно. При заключении договора важно, чтобы обе стороны были согласны с условиями. Объективная ценность услуги и оплаты значения не имеет. Кроме того, хранить такую вещь совсем нелегко, а просто так отдать ее, как и украсть, нельзя. Понимаешь?
Он понимал… Все это не имело и не должно было иметь к нему никакого отношения – вот что понимал он.
Хельга и Исайя в гарнизон не пошли, а когда Кальт вернулся сам, выяснилось, что Лай, Колен и Гин не приходили тоже. Кальт отрапортовал капитану, выслушал похвалу за выполнение поручения и направился в казарму, чтобы наконец-то отдохнуть в тепле. Он утешал себя тем, что не все еще потеряно: он восстановит силы, снова запасется едой и в одну из ночей…
Это началось на третий день после его возвращения. Гарнизон еще ликовал, празднуя победу в войне, в которой не пришлось участвовать, а Кальт вдруг ощутил острый приступ головной боли. Его словно ударили, перед глазами поплыли круги, затошнило. Он в этот момент был в конюшне, чистил по наряду лошадей. Посидев немного на колоде, он оклемался. Но в последующие дни такие приступы стали регулярно настигать его. Кальт смутно припоминал, что нечто подобное с ним уже происходило, когда ему было года три или четыре. Но потом отец отвез его к какому-то человеку, и все прекратилось. Он не думал, что боль может вернуться.
Прошло еще несколько дней, и вот Кальт уже часами валялся на койке, вдавливая затылок в жесткую подушку. На лицо он клал платок или, если платка не оказывалось под рукой, рукав куртки – когда свет не попадал в глаза, боль была не такой острой. Но она все равно терзала его, поскольку отзывалась на каждое движение поблизости, на каждый звук. Хотелось орать в голос, как только за окном слышались чьи-то шаги. В такие минуты Кальт не мог даже связно мыслить. Только отдельные образы яркими вспышками возникали перед его мысленным взором: крошечная фарфоровая чашка на темном полированном столе, черное перо, застрявшее в кустарнике на обочине дороги, плащ идущего впереди лейтенанта Эттельсена, маленький хрустальный шар, гораздо меньшего размера, чем тот, который видел Кальт в руке старика, неестественная улыбка Хельги, конское копыто – близко, так близко, словно Кальт лежит рядом на снегу, разгневанное лицо отца, солдатский меч с алым кончиком – кровь Джарка, а может быть, кого-то другого, Кальту и раньше приходилось убивать… Образы окружала темнота, глубокая и пульсирующая, и она же заполняла провалы между ними. Снадобья, предлагаемые гарнизонным лекарем, Кальту не помогали. Но по его же совету Кальт спасался от боли алкоголем – не тем, что был в гарнизоне, а крепким самогоном, который солдаты таскали из деревни и называли «чумой». Однако алкоголь давал лишь временное облегчение, да и приступы становились все чаще.