Лайза, в свою очередь, оглядела отнюдь не забитый посетителями ресторан и, высмотрев Кэббота, направилась прямо к его столику.
Кэббот занервничал. Выплюнуть проклятый хобот прямо на глазах у этой шикарной женщины показалось ему крайне не… как бы это сказать… не гламурно, что ли. Выходец из среднего, и даже, если так можно выразиться, из очень среднего класса, в высшее общество он сподобился попасть впервые и чувствовал себя в нем, мягко говоря, не в своей тарелке. Момент, когда от проклятого куска еще можно было избавиться незаметно, был им безвозвратно упущен, женщина приближалась с неотвратимостью межшахтного экспресса, он судорожно глотнул раз, другой и услышал, как над его головой хорошо поставленный голос произнес:
– Вы собираетесь предложить даме присесть, Фил?
Растерянный Кэббот – в левой руке салфетка, в правой рюмка с вином – был не в силах выговорить ни единого слова. Он энергично закивал головой и приглашающе взмахнул салфеткой.
Лайза, глядя Кэбботу прямо в глаза и остро наслаждаясь его растерянностью, с расчетливо капризной интонацией протянула:
– Ну-у, Вы могли бы и позаботиться о стуле для бедной девушки…
Кэббот, стремясь избавиться хотя бы от рюмки, выплеснул вино себе в рот и к ужасу своему вдруг почувствовал, что омерзительная резина, которую он пытался запихнуть за противоположную от спутницы щеку, заворочалась у него во рту, начала пухнуть, раздуваться, рот его в мгновенье ока оказался переполнен какой-то острой жидкостью, проклятый хобот лез уже в оба горла, в нос… Ничего не соображая, Кэббот поднес салфетку к губам, выплюнул в нее содержимое рта и, швырнул ее на столик.
– Ну же, Фил, я жду…
Освободившись, наконец, от кошмарной еды, Кэббот почувствовал невероятное облегчение. Он вскочил, опрокинув при этом собственный стул, снова смешался и принялся поспешно и суетливо усаживать за столик "милую Эни". Подсовывая под нее стул, он слегка подтолкнул ее под колени, чем "милая Эни, тут же не преминула воспользоваться, изо всех сил демонстрируя, что, "ах, какой ужас, она еле удержалась на ногах". Правда, собственный упавший стул Кэббот сумел заметить вовремя, тщательно утвердил его на всех четырех ножках, опустил на него свой вспотевший зад и сказал отдуваясь:
– Я… э-эм… видите ли… дорогая Эни…
Лайза получала ни с чем несравнимое удовольствие.
– Вы можете предложить мне что-нибудь, Фил.
– Ну-с, э-эм… и что же, дорогая Эни, мы будем, так сказать, употреблять?
"Дорогая Эни, глядя ему в глаза, все с тем же острым наслаждением, протянула руку и сказала:
– Будьте добры, Фил, передайте мне, пожалуйста, меню.
Фил перевел взгляд на столик. Прямо на роскошной кожаной папке меню валялась брошенная им скомканная салфетка. И салфетка эта ше-ве-ли-лась! Он машинально отдернул в сторону уголок, и его ошарашенному взору открылась влажная куча шевелящихся тонких коричневых червей. Желудок у Кэббота болезненно сжался. В рот хлынула нестерпимая горечь. Он пискнул, схватил себя обеими руками за горло, вскочил, снова опрокинув многострадальный стул, и неверными шагами устремился к выходу. А вслед ему, вперемешку с истерическим хохотом, неслись слова "милой Эни":
– Куда же Вы, Фил, разве можно так невежливо покидать даму?
Однако, веселилась Лайза, увы, не долго. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что сладкая ночка, во время которой она надеялась, наконец, испытать – причем, на всю катушку! – свою, так называемую, “важнейшую из систем”, отодвигается на неопределенное время.
"Ну что, старая идиотка, – сказал все тот же настырный внутренний голос, – повеселилась? Добилась своего? Сама сидишь тут дура-дурой, и я из-за тебя страдай без мужиков? Вот и ночуй теперь одна".
Настроение у Лайзы окончательно испортилось. Она налила себе полный бокал Малю, сделала глоток, потом другой, но клокотавшая в ней ярость настоятельно искала выхода.
– Официант! – взревела она.
Официант материализовался возле столика в ту же секунду.
– Что это? – сказала Лайза свистящим шепотом, указуя уличающим перстом на салфетку. – Что это, я Вас спрашиваю?
Официант, впавший в полуобморочное состояние, пролепетал лишь: "Один момент", и столик перед нею очистился, как по мановению волшебной палочки. На него легла свежайшая накрахмаленная белая скатерть, а о только что сидевшем здесь незадачливом гурмане напоминала лишь раскупоренная бутылка Малю. Однако Лайза никак не могла успокоиться.
– Уберите отсюда это вино, – повысила она голос чуть ли не до пошлого визга. Лайзу уже нисколько не волновало, что посетители, осевшие за соседними столиками, заинтересованно разглядывают ее во все глаза. Она тыкала в злополучную бутылку пальцем и почти кричала: – Немедленно! Уберите! Отсюда! Это! Дерьмо!