- Хорошо, а мотоциклистов, кто вам дал?
- Вот тут и начинается самое интересное. Около десяти утра Долерману позвонили из штандарткомендатуры Смоленска, с приказом доставить меня в Шаталово, на аэродром. Баадер что-то ценное увозил из города, причём с такой срочностью, что готов был проехать пятьдесят пять километров, так как в Смоленске нелётная погода. К обеду он появился. Пока в транспортный самолёт грузили ящики, он спросил о моих исследованиях.
- Надеюсь, вы не сболтнули лишнего?
- Я рассказал ему о мече. Сказал, что ищу след Штауфена здесь и кое-что отыскал.
- А он что?
- Просил два раза в месяц отсылать отчёты о раскопках, да ещё от руки нарисовал вот это, - Дистергефт передал мне листок, на котором коряво был нарисован овал, со свастикой в виде множества кружочков.
- Алтарь Святовита? Сколько лет прошло, а он до сих пор не даёт покоя мистификаторам. Там где он стоит, земли принадлежат славянам. Неужели они всерьёз думают овладеть им?
- Вы и это знаете? Хотя, чему я удивляюсь. Баадер сказал мне, что военные действия под Киевом вскоре закончатся. Именно там, по некоторым сведениям и спрятан алтарь. Но в это он не верит, и в Берлине с нетерпением ждут от меня результатов, так как поисками алтаря занимаются ещё несколько "учёных", но у них нетрадиционные методы. Последнее слово он произнёс с каким-то пренебрежением, я думаю, это конкурирующая организация. После этого он улетел, а меня посадили на мотоцикл и привезли сюда.
- Вот так, взяли и просто привезли?
- Нет, офицер на аэродроме спросил, куда меня доставить, я и сказал куда отвезти. Чуть не забыл, мне выписали новый документ. Теперь я свободно могу передвигаться по области, только отметку в комендатуре ещё поставить надо.
Что ж, теперь Петер Клаусович может до прихода Красной Армии слать отчёты и раскапывать городища. Надо бы ему ещё через месяц жалобу накатать, да денег попросить. Дадут ли? Неужели он не понимает, что интересен немцам, как тот мавр: сделал дело - проваливай. А этот ребячий восторг, чему радоваться? Повезло, да только вот везенье какое-то призрачное, неестественное. Словно кость подсунули, а мы рады стараться, клац зубами, не замечая, что сеть над головой падает. Отметки в комендатуре, да по этим записям даже выпускник церковно-приходской школы в пять секунд сумеет проследить весь маршрут перемещений, а если места на карту нанести, да линеечкой с карандашиком поработать. Да уж, выпадает "профессор" из обоймы. Найдутся умные головы, будут отслеживать его раскопки да сопоставят появления печатной агитации с местами появления Клаусовича. Жаль, были у меня надежды, но нет худо без добра. Как бы там ни было, легальное перемещение по области есть, а раскопки предметами старины я уж обеспечу. Ну а если рядом с археологическими исследованиями курганов вдруг появятся небольшие землянки, то ничего удивительного. Землекопам жить-то где-то надо, а вот, что с домиками станет после отбытия археологов, то уже заботы совершенно других людей.
С рассветом, накинув дождевик, покручивая педали, я отправился в Прилепово, везя запчасти для "эмки". Не доезжая метров двести, до верстового столба, я свернул на обочину и закатил велорикшу в кустарник. Отсюда, по краю леса, можно было незаметно добраться до трёх берёз. Воткнув палку, я стал осматриваться. Машину так и не сумели дотащить до дома старосты, застряли на въезде в деревню, а виной тому - ливень. Мою усадьбу он прошёл стороной, так, краешком задело, зато севернее, тучи отметилась со всей суровостью. Савелий Силантьевич курил, стоя под обновлённым навесом колхозного коровника вместе с киномехаником и пианистом, пока телефонист с водителем копали канаву, пытаясь сообразить сток для воды. Работали бы вчетвером, да лопат было всего две. Младшего лейтенанта видно не было, однако стёкла в машине аж матовые стали, словно кто-то внутри надышал. Силантьевич отдал бойцам недокуренную папиросу, накинул на голову капюшон своего выгоревшего до песочного цвета плаща, посмотрел на часы и направился в мою сторону. Пароль-отзыв, всё как обычно, только болтать под дождём не тянет, да и виделись совсем недавно. Новостей особо не прибавилось, лейтенант-беглец заболел, и закутанный в тулуп лежит на заднем сидении в машине. Четверо бывших пленных почему-то решили, что война для них окончена, и вчера вечером интересовались, как, имея такие неподходящие специальности приспособиться в деревне. Ответа на этот вопрос у Савелия не было, так как в его понимании пианист был сродни трудно произносимому слову, боялся любого инструмента и вообще, не приспособлен к жизни. То же можно было сказать и о других, даже о водителе полуторки, который, как выяснилось, проработал без году неделя. Посему, Силантьевич в первую очередь поинтересовался у меня, для каких целей ему досталась такая обуза.