— Шарик! Барбос! Как там тебя, хочешь сахарку? — Обратился к единственному встречающему живому существу.
Пёсик уселся на землю, почесал лапой за ухом и занялся своим туалетом, не обращая на меня никакого внимания.
— Ясно, — сказал сам себе, — Контакта не получилось.
Кусочек сахара полетел в сторону четвероного охранника, докатившись практически до его задней лапы. Пёсик подскочил, понюхал угощенье и моментально съел, после чего попробовал повилять обрубленным хвостом. Вышло очень мило, но как только я сделал шаг вперёд, раздался громкий собачий лай. Почти что одновременно, из-за холмика с двумя сосенками прозвучал детский голос: — Купец приплыл. Кличьте Захар Захарыча.
Оказывается, дозорная служба велась. Малец просто спрятался и наблюдал за одинокой лодочкой, а как увидел меня во весь рост с большим мешком, решил, что причалил коробейник.
— Купец, так купец, — решил я, — будем ждать представителя администрации деревни.
У причала пришлось простоять минут двадцать. За это время Барбос слопал ещё три кусочка сахара, проникся доверием и уже тёрся возле моих ног, посматривая на карман, откуда доставались лакомства.
Захар Захарыч появился как чёрт из табакерки, внезапно, и скорым шагом направился в мою сторону. Пришелец из будущего, так можно было описать жителя Самолвы, судя по одежде. Хорошо мне знакомые юфтевые прогары блестели от жира. В них были заправлены тёмно-синие брюки. Такого же цвета рубаха на выпуск, перепоясанная ремнём с жёлтой бляхой. На ремне, с левой стороны болтался нож в ножнах, а с правой — сумка на кнопке. Наряд довершала пилотка. Добавить гюйс — и от небритого матроса не отличить.
— Ага, значит, Гаврюша благополучно добрался до Новгорода, раз подобная амуниция появилась в этих местах. — Подумал я и поприветствовал подходящего ко мне человека, — Здравствуйте. Алексей Николаевич меня зовут. Я дядя Нюры Пахомовны.
В этот момент ветерок расправил флаг на мачте, и самолвянин признав герб, поклонился.
— И тебе здравствовать. Меня Захар Захарычем кличут. Староста я здесь.
— Гюнтер уже приехал?
— Князь-то? Тута. — Захарыч посмотрел мне за спину, скривился от вида лодки и задал вопрос, — А ладья где?
— Какая ладья?
— Как же ты на этом, — староста указал пальцем на лодку, — с Ладоги добирался?
— А я не с Ладоги. Тут, по соседству с вами живу.
Захар приказал сопровождающему его мужичку, прятавшемуся во время разговора за сосенками, нести мой рюкзак, а сам сопроводил меня до деревни. Идти пришлось метров семьсот. Мы поднялись на холм, обошли ржаное поле вдоль реки и вышли к новой пристани, у которой ютились штук двенадцать рыбацких лодок. С левой стороны уже отчётливо был виден каменный пояс строящихся башен, достигший полутораметровой высоты, арка ворот и куча булыжников разнообразного размера.
— Князь дом строит. — Поведал Захар.
— И как успехи?
— Да какие там успехи, мужики за известью поехали, а каменных дел мастера, вон, под рябиной брюхо греют. Киевляне…, Пахом Ильич их прислал.
Строящийся в Самолве дом для Гюнтера и Нюры назвать замком можно было с большой натяжкой. По крайней мере, для меня. Круглая башня донжона соединялась с коробкой прямоугольного каменного дома через воротную арку и смотрела фасадом на дорогу. Тыльная сторона состояла из строящегося сарая, вытянутого метров на тридцать, и участков стены, выложенной из крупных булыжников в основании, замыкающих периметр. Каждое здание своей наружной частью выполняло функцию крепостной стены. Всё строительство размещалось на площадке в полгектара и, судя по темпам, не будет завершено даже к концу года.
Штауфена я отыскал фехтующим с Нюрой на палках под пристальным взглядом Павлика, державшего в руке длинное полотенце и отгоняющего веткой мух от столика, на котором стояли поднос с пирогом и большой кувшин. Два стеклянных стаканчика, наполовину заполненных красной жидкостью, сиротливо размещались с края стола. Действо происходило на окраине деревни, возле песчаного бережка, а в зарослях камыша были заметны несколько пар глаз местных мальчишек, подсматривающих за ходом тренировки. Уж больно привлекательна была девушка в обтягивающих, подчёркивающих изящность ног чёрных лосинах и белоснежной, просторной шёлковой сорочке, особенно, когда ветер прислонял влажную ткань к груди воительницы.