— Не судьба нам, внучек, сегодня с тобой, — глядя вслед удаляющемуся камазу, бабушка встала и подхватила табуретку за резиновый жгут. — Ты не проголодался еще?
— Я? — от слепящего солнца и бесконечных неудач Макс провалился в какое-то забытье, в пустой внутренний космос. И когда бабушка позвала его, он с большим трудом сообразил, что можно ей ответить.
— Помог бы мне донести все это, — она кивнула на ведра. — А то разомлела чего-то на солнце.
Макс, еще не до конца очнувшись, взялся за ведра.
На самом деле до ее дома оказалось не так близко, как он думал. И есть они сели не сразу. Когда пришли, бабушка отправилась кормить кур, оставив его одного в сумрачной кухне, пахнущей лекарствами и сырым деревом. Макс огляделся. Завешанная полотенцами дверь в комнату. Пол у входа провалился и забит крашеным железным листом, который тоже в углу провалился. Рассада на подоконнике. В пластиковых стаканчиках из-под йогурта. Один вставлен в большой бело-зеленый чайник. Поверх стекла к оконной раме прибита мутная и растрескавшаяся полиэтиленовая пленка.
Бабушка, когда вернулась, достала из низкого угловатого холодильника кастрюлю с домашней лапшой. Перед тем как разогреть ее, попросила Макса снять с плиты большое эмалированное ведро с куриным кормом.
Ели молча. Было ощущение какой-то театральной постановки. Как будто кто-то забыл включить свет в конце спектакля. И актеры все играют и играют. И никто не знает, что все уже закончилось.
Макс положил ложку в пустую тарелку и передал бабушке. Та поставила ее на стол рядом с плитой.
— К матери домой едешь?
Макс вздрогнул. Нет. Даже не сказал, губы как будто слиплись, только головой покачал.
Но бабушка все равно не смотрела, возилась с чем-то у стола:
— А я одна мыкаюсь. Поразъехались все. Никого не вижу. Раньше еще приезжали. А сейчас… дорого, наверное, стало.
Макс поднялся:
— Я пойду лучше. Спасибо большое. А то поздно уже.
— Да, иди, иди милый, — бабушка повернулась, протягивая ему два пакета. — Вот, возьми. В дороге сам съешь. Или, хочешь, поделишься с кем.
— Да… спасибо, — Макс неуверенно принял пакеты.
— Бери, бери. Может, там кто-нибудь и о моих детях так позаботится, — голос ее дрогнул.
Макс кивнул и быстро вышел, прижимая пакеты к груди.
Улицу заливало вечернее солнце. Длинные темно-серые тени располосовали землю, дома и заборы. Макс вышел на до боли знакомую пустую дорогу. Остановился. Убрал пакеты с пирожками в рюкзак. Перспективы рисовались самые мрачные. Однако то ли звезды передвинулись в новое положение, то ли наступил тот самый период, про который бабушка говорила «прут», но уже минут через десять возле Макса остановился потрепанный грузовик с квадратной будкой.
Макс подбежал, поднялся на высокую ступеньку и открыл дверь:
— Вы…
— Садись, садись, — махнул ему рукой небритый седой водитель. — Некогда мне тут стоять.
Макс плюхнулся на сиденье, втащил за собой рюкзак и хлопнул дверью.
— Еще раз, — водитель выглянул в боковое зеркало. — И бей не стесняйся.
Макс приоткрыл дверь и хлопнул еще раз. Изо всей силы. Водитель кивнул.
Грузовик ехал «по месту». Максу, чтобы попасть на нужную трассу, надо было выйти в небольшом поселке и пробовать ловить машину уже там.
— Но там хулиганье одно, — водитель прищелкнул языком.
— В смысле?
— У них раньше карьер за поселком был. При Союзе еще, — водитель лихо выкрутил руль, объезжая яму на дороге. — Завод кирпичный. Сейчас это стоит все. Вот народ и дуреет. Молодежь — так вообще. Тащат, что плохо лежит. Металл весь по округе растащили. Да. Дерутся. У себя дерутся, к соседям на танцы ходят подраться.
Макс неуютно поежился.
— Не знаю, как ты вообще оттуда уедешь, — водитель обернулся на Макса. Седые щетинки блестели под вечерним солнцем.
— Да справлюсь как-нибудь, — Макс постарался изобразить как можно более скучающий вид.
— Можешь заранее выйти. В Захаровке. Там поспокойней. Но транспорта ноль. Хотя за деньги, может, и повезут.
— Нет, спасибо, не надо, — Макс теперь хорошо знал, что значит «транспорта ноль». Да и денег лишних у него не было.
Водитель кивнул.
До «хулиганского места» добрались уже в сумерках. Водитель высадил Макса перед стертыми бетонными ступеньками магазина, а потом свернул в идущую под гору боковую улочку. Над входом в магазин горела одинокая лампочка. Чуть более яркая лампочка светилась в фонаре на другой стороне площади. Под фонарем местные пацаны гоняли футбольный мяч.