— Такой красоты больше нигде нет, — улыбаюсь я вежливо.
На какой ещё ответ он рассчитывал в таких обстоятельствах?
— Хочешь сама покормить птиц?
Предложение неожиданное, но, к счастью, я вовремя понимаю, что Шаррэль просто хотел бы ненадолго остаться с отцом наедине, и глупых вопросов не задаю.
— Попробую! — киваю.
— Вот, возьми, — протягивает наг свой пакет с сушёными цветами. — У меня немного осталось.
— Спасибо, Шинт.
Пруд — популярное в парке место, так что вокруг него полно скамеечек. На одну из них я и сажусь, устремив взгляд на покрытую рябью воду, кувшинки и застывших в неподвижности идолий.
Значит, на летних каникулах всё-таки намечается знакомство со свекровью-суккубой? Что-то наша игра в «жениха и невесту» грозит затянуться…
А впрочем, игра ли это сейчас?
Не похоже, что Шаррэль со мной притворяется. Я действительно ему нравлюсь. И если окажусь достаточно бессовестной и неблагодарной, чтобы променять возвращение обратно в свой мир и поиск Тимура на безмятежную жизнь с инкубом, мы и правда можем стать парой.
Как странно звучит…
— … чтоб он исчез!.. — доносит налетевший ветерок обрывок фразы Шаррэля.
До этого я не пыталась вслушиваться в их разговор, однако теперь украдкой кошусь в ту сторону и невольно напрягаюсь, увидев немигающий холодно-расчётливый взгляд инкуба, обращённый куда-то в пространство, на невидимого противника.
По спине пробегают мурашки.
Какое-то смутное подозрение, не оставлявшее меня с самого утра, постепенно обретает форму, и я застываю, не видя ни птиц, ни пруда.
Что, если речь вовсе не о кураторе?
Я настолько доверилась Шаррэлю, что мне и в голову не пришло самой перепроверить адрес художника! Он сказал, что знает, куда ехать, а я, как полная идиотка, даже не задумалась, почему ревнивый инкуб внезапно переменил мнение и решил без споров меня туда отвезти!
Мог ли он обмануть? Способен ли использовать связи семьи, чтобы сделать что-то плохое? Да, Шаррэль обычно кажется добрым и безобидным, но это — со мной, а с другими… Если подумать, я никогда не видела его со стороны.
Не подвергла ли я опасности того, кто в действительности написал тот портрет?
Глава 31
Попрощавшись с Шинтинионом, идём домой. Достаточно уже на сегодня встреч и прогулок! Не хватало только ещё на какие-нибудь неприятности набрести. Инкуб и без того ведёт себя необычно. Его что-то гнетёт, я чувствую, но с расспросами пока не пристаю, надеясь, что сам расскажет, когда будет готов.
Верить, что он солгал в угоду своему эгоизму, не хочется до последнего. Это будет предательство, которое не прощают.
— Постой, — отмирает Шаррэль, когда мы проходим маленький продуктовый рынок. — Давай купим клубники.
— Опять? Дома ведь ещё много еды, на сегодня нам точно хватит.
Но он уже энергично тянет к лоткам.
— Ты же сказала, что любишь её. Сделаем на ужин клубничный мусс.
— Шаррэль… — притормаживаю. — Не стоит так ради меня стараться. Давай просто…
— Мне хочется тебя порадовать, — улыбается, набирая все фрукты подряд. — Можно?
Как спорить, когда он ставит вопрос так? Как подозревать в чём-то плохом?
— Ладно, — уступаю, понимая, что забота о ком-то действительно приносит ему удовольствие, и мои попытки отказаться только расстроят. — Тогда я помогу тебе с готовкой.
— Договорились, — кивает, протягивая продавцу деньги.
Мысли о привычных хлопотах ненадолго отвлекают Шаррэля от посторонних размышлений. Пока покупаем еду, идём, обсуждая меню, и раскладываем продукты в кладовке, он оживляется, но потом снова мрачнеет, глубоко погрузившись в себя.
Не знаю, куда делся Нардиэль, но сейчас его непосредственность была бы нам весьма кстати.
— Ты можешь рассказать мне, — предлагаю, устав от тишины.
Заниматься ужином ещё рано, так что я попросила его показать дом. Мы обошли уже оба этажа, посмотрели впечатляющую коллекцию кинжалов, библиотеку, мольберт со старыми пробными набросками и вновь вернулись в гостиную, но Шаррэль настолько молчалив, что складывается впечатление, будто я гуляю сама по себе, а он просто вынужден таскаться следом.
— Извини, — виновато улыбается демон. — Просто понимаешь, отец сказал, я слишком донимаю тебя своей любовью, и я всё думаю… Неужели, он прав? Это действительно так?
— Иногда, — чуть усмехаюсь, выдохнув с облегчением.
Инкуб хмурится, тянет меня к себе, но тут же спохватывается, вспомнив о теме нашего разговора, и просто падает на диван, закину руки на спинку и запрокинув голову к потолку. Я сама сажусь рядом. Его профиль и шея выглядят так заманчиво, что очень хочется дотронуться. Хотя бы рукой. А лучше…
— Это для тебя тяжело? — спрашивает, не глядя.
— Нет… Но порой это сбивает с толку.
— Почему? — оборачивается удивлённо. — Разве мои поступки можно понять двояко? Мне казалось, всё вполне однозначно.
Разумеется, однозначно.
Если ты из этого мира и с детства привык к тому, что у демонов всё не как у людей.
— Иногда мне трудно помнить, что ты инкуб.
Он на глазах мрачнеет.
— Ты всё ещё об этом тревожишься?
— Это для тебя поцелуи и прикосновения — пустяк, а для меня…
— Что? — Шаррэль озадаченно моргает и возмущённо выпрямляется. — Я никогда такого не говорил!
Мы на секунду замираем, пытаясь разобраться в услышанном.
В комнате так тихо, что, кажется, можно различить мягкий шорох оседающих на той стороне окна снежинок.
— То есть… Подожди-ка! — первым осеняет демона. — Почему ты решила, что для меня это пустяк?
— Почему? Инкубы не способны сильно привязываться, а наги «размораживаются» только запечатлевшись, вот почему! Мы проходили это на биологии, я сама читала в учебнике! Если женщина не «та самая», вы же ничего к ней не чувствуете.
— Но я полукровка, Ира, — медленно и очень внятно говорит он. — Понимаешь? Я ведь тебе говорил.
Да.
Но разве это что-то меняет?
Так и не обнаружив признаков просветления, Шаррэль шумно выдыхает и вдруг смеётся, от переизбытка чувств хлопнув по дивану ладонью. А потом, бросив на меня какой-то хищно-лукавый взгляд, без всякого предупреждения одним рывком усаживает к себе на колени, так что я даже ойкаю от неожиданности, автоматически ухватившись за его плечи.
От провокационной позы полюбившаяся мне чёрно-серебряная туника задирается, неприлично оголив ноги, но сейчас никому нет до этого дела. Мы смотрим только друг другу в глаза.
— Ирочка, — улыбается, ласково поглаживая по щеке, — в этом мире полукровки, как правило, наследуют только физические особенности рас своих родителей. А психологические — нет: они более глубокие и проявляются только у чистокровных. Я могу любить! Могу! Как любой нормальный человеческий мужчина!
Это такой шок, что я даже не знаю, что поразило меня больше: то, что Шаррэль действительно догадался о другом мире и говорит мне об этом вот так, между делом, или же то, что он, оказывается, не притворялся.
Как такое может быть правдой?
Инкубы ничего не чувствуют, наги полжизни проводят в эмоциональном «анабиозе», а их дети, выходит, будут рождаться нормальными? Минус на минус — плюс?
Не может этого быть…
Говорит ли Шаррэль правду или только озвучивает то, что хочет услышать каждая девушка? Не обманывается ли сам? Зельд ведь типичный наг, а Нард — вылитый инкуб, так почему же он-то — особенный?.. Не связано ли это признание с тем, что он всё-таки солгал насчёт дома художника?
Считав мои сомнения, мужчина резко перестаёт улыбаться. Уголки его губ опускаются, брови напряжённо сходятся на переносице, а во взгляде появляется то самое сожаление, которое я уже как-то видела, когда он смотрел на дракона.
— Поверь мне, — просит тихим, проникающим под кожу шёпотом.
Когда он такой, я не могу отказать.
Но и поверить не могу тоже.
Вижу, что ему это нужно, что он искренен и как никогда уязвим, но какая-то мелочь, какая-то крохотная деталь никак не даёт мне покоя.