- Лада?
- Чего?
- Давай, когда сбор урожая закончится, поедем ко мне?
- В Марсель?
- Ну да. Я хочу сделать пару твоих портретов на побережье.
- Это с успехом можно проделать в Крыму.
- Нет, ты не понимаешь, у нас такое море... Нигде такого не встретишь. В общем, я знаю пару мест на берегу, где ты будешь смотреться великолепно. И еще, у нас такая замечательная коммуна... - Самир приподнялся на локте, глядя Ладе в глаза.
- Ты уже и отсюда убегать собрался?
- Нет. Просто смотрю я на тебя и... Ты ведь себя не ищешь, я вижу. Ты бежишь от себя. Только у тебя ничего не выйдет. Я не знаю, что у тебя было в прошлом, но необратимых поступков не бывает.
- А убийство?
- Ты же никого не убивала, - в голосе Самира звучало сомнение. - Так не бывает.
Лада долго молчала.
- Знаешь, - заговорила она наконец, - я долго искала название тому, что сделала. Нашла его в курсе психологии классовых обществ. Это называется расширенным самоубийством. Такое самоубийство совершил Гитлер. И генерал Белов, директор Донского протектората. И я тоже. Я была одержимая, так же, как эти маньяки. И когда потерпела поражение - не смогла примириться с мыслью, что только мне одной должно быть плохо...
- Расскажи все. Честное слово, тебе станет легче. Пускай лучше нам обоим будет больно.
- Нет, извини. Я действительно одержимая. И не хочу, чтобы кто-то еще от меня пострадал, - Лада поднялась, Самир схватил ее за руку.
- Я люблю тебя, - он смотрел на нее так же, как некогда Амина. То же выражение лица, тот же цвет глаз. Этого взгляда она не могла выдержать, вырвалась и выбежала из комнаты.
В Сеть она вышла случайно, от одного из своих порывистых движений. Все-таки и нейроуправление имело свои недостатки. Вошла с места разъединения, по инерции попала на прямое включение из Дворца Дискуссий. Спор уже стремительно переходил в горячую фазу.
- Да, мы, анархисты - будущее Земли! - длинноволосый юноша романской наружности стоял напротив пожилой негритянки. - Вам приходится целенаправленно сдерживать развитие планеты, для пассионарной молодежи вы оставляете тяжелую работу на Периферии, которую давно можно было ликвидировать - зачем? Да потому что вы боитесь молодых, воспитанных вами в лживых традициях "великих дел". У вас уже нет таких дел на повестке дня, и вам остается лишь поддерживать ложью status quo, подобно капиталистам. Мы покушаемся на ваш порядок, осознавая, что скоро вы нарушите свои же законы и начнете преследовать нас, травить, запрещать, убивать...
Презрительная и ядовитая усмешка была ему ответом.
- Запрещать и травить? Да, это именно то, о чем вы мечтаете. Избалованные дети, столь бесталанные, что вам не нашлось работы на всей планете - вы наш позор и наша вина, увы. Поэтому преследовать вас недопустимо. Я уже не говорю о том, что никто из вас толком не представляет, что такое настоящие преследования. Вы не знаете, каково это - лежать на разделочном столе фашистского доктора, вы не представляете, что значит умирать под коваными сапогами садистов-военных, вы вряд ли способны осознать, насколько это мучительно, когда через вас пропускают ток в четыреста вольт. Обрадовались бы вы этому? Нет! Но не надейтесь добиться от Коммуны преследований. Вы слишком низки для этого. Настолько низки, что - я уверена - сами перейдете к насильственным действиям в отчаянии от того, что вас не замечают...
"Это же настоящая политика" - подумала Лада. Слово "политика" для нее ассоциировалось как раз с этим - с искаженными ненавистью лицами, с демагогией с обеих сторон, с бесконечной и бессмысленной болтовней, с угрозами... Не хватало лишь обливания водой и плевков. Но виноваты ли они? Ведь им так и не пришлось увидеть сияния звезд, все примиряющего и все вмещающего, звезд, на которых найдется место радостной работе каждого. Звезд, которых она так и не подарила миру...
Острая боль пронзила сердце. Лада закричала, не разбирая дороги, выбежала из здания и долго бежала, обнаженная, среди деревьев, пока не рухнула на землю, рыдая. И в этот момент словно оборвалось что-то внутри, какой-то комок, не дававший дышать в полную силу все эти годы, исчез, открылось, как во время тяжелой работы, второе дыхание. Перед ее глазами предстало видение, происхождение которого она до конца жизни не могла определить - то ли сбой в сети, то ли проявление эйдетической памяти, то ли галлюцинация. Впрочем, этот вопрос никогда не казался ей важным.