Выбрать главу

Некоторое время мы молчали – и я с наслаждением следил за тем, как последние осколки ледяного ужаса, совсем недавно заполнявшего мою грудь, тают от эха этих слов.

– Теперь ты успокоился? – спросил Ангел.

Я кивнул.

– Почему, спрашивается, нельзя было меня предупредить?

– Потому, – ответил Ангел серьезно, – что это не помогло бы. Видишь ли, нет никакой возможности доказать, что мой рассказ – не посмертная хитрость призрачного Павла, прячущего от себя страшную правду.

У меня екнуло в груди.

– Черт, – простонал я. – А вот это зачем надо было мне сейчас говорить?

Ангел захохотал. В этот раз он смеялся долго, очень долго – и мне показалось, что он разрастается надо мной в огромную электрическую тучу, откуда вот-вот ударит молния. Но все кончилось иначе – небесный хохот словно бы истощил его, и часовня вернулась к своему прежнему виду. Ангел сжался до размеров своей статуи – и я понял, что наш разговор обессилил его.

– Будь достоин своей великой свободы, – сказал он. – Завтра в Михайловский замок прибывает твой новый ментор Менелай. Он обучит тебя управлять Флюидом. Как только ты приобретешь необходимый минимум навыков, мы встретимся вновь. Приступай к тренировкам немедленно и ни на что не отвлекайся.

– Хорошо, – сказал я. – Могу я задать еще один вопрос?

– О чем?

– О Юке.

– Что ты хочешь спросить?

– Помните, вы спорили с другими Ангелами? Я не понял, почему вы сказали, что она – проекция моего сознания.

– Мы все проекции сознания друг друга, – сухо ответил Ангел.

– Но вы говорили, Оленьим Парком занимается Департамент Воды. И поэтому вы…

– Забудь про Юку и Олений Парк. До того как ты завершишь тренировку, не смей даже думать ни о чем постороннем. Тем более о женских юбках.

– Но…

– Забудь хотя бы до конца занятий с Менелаем, – повторил Ангел. – А еще лучше – совсем. Теперь иди.

Я поклонился. Когда я снова поднял голову, Ангел стоял на своем прежнем месте в углу.

Выйдя из часовни, я поглядел на статую Павла Великого у входа. Павел держал в одной руке длинное копье – офицерский эспантон. Палец другой его руки был приложен к губам.

Павел советовал помалкивать, но стоящий рядом Франклин не слушался – и тихо-тихо пел.

II

Менелай, мой наставник в изучении Флюида, был тем монахом, что вез меня на монгольфьере вместе с Галилео. Готовясь к встрече, я заглянул в комментарий к табели о духовных рангах. Оказалось, слово «невозвращенец» не было расплывчатой метафорой: чин зауряд-архата (или, что то же самое, анагамина) означал последнюю жизнь в человеческом теле.

Говорят, у подвижников, достигших подобного совершенства, бывает тяжелый характер – или так кажется нам, обывателям, потому что за годы своей практики они полностью сжигают привычку к ежеминутной мелкой лжи, делающей нормальное человеческое общение возможным.

С ними действительно нелегко иметь дело – если вы подходите к подобным существам как к людям. Но для меня Менелай стал скорее говорящим учебником. И в этом качестве он не имел себе равных.

Менелай был монахом Желтого Флага. До ухода из мира он служил старшим шивой в департаменте Земли, отвечая за сельскохозяйственные урожаи и надои – ему, видимо, я и был обязан бесконечными унылыми дождями своей юности. Он обладал чудовищной силой – но не собирался передавать ее всю: нашей целью был всего лишь необходимый для Смотрителя минимум знаний.

Уроки наши продолжались почти месяц и оказались очень интересными. Но понять, что на них происходило, сможет только другой работающий с Флюидом медиум – поэтому я не буду углубляться в детали и сведу эту часть своего рассказа к минимуму.

Менелай обучал меня взаимодействию с физическими объектами (что включало их создание и уничтожение). В его манере говорить проскальзывало что-то провинциально-буколическое, но я не роптал. Это даже успокаивало.

– Как ты думаешь, почему медиума, работающего с Флюидом, называют «шивой»? – спросил он во время первого урока.

Я пожал плечами.

– Это имя используется, потому что Шива – бог, занятый одновременно творением и разрушением. Они кажутся взаимоисключающими, но на самом деле невозможны друг без друга – без творения нечего разрушать, а без разрушения негде творить. Эти два аспекта связаны друг с другом через танец.