— Надо, чтоб поделился? Ща сделаем, — Шрам пожал плечами, дескать, об чем базар? И перенял из руки блондинчика арматурину. С этой арматуриной он подступил к невнятно угукающему сквозь скотч и дико вращающему шарами мужичку.
Бросил косяка на Леху и Стакана. Леха явно внутренне поджался, и не потому, что арматурина перекочевала к чужаку в лапы. Пацана коробило от происходящего, то ли слаб в поджилках, то ли жизни не знает. А вот Стакан лыбился счастливо, чуть слюной не капал, Стакану ситуация была по кайфу. Стакан и сам бы с удовольствием обработал арматуриной инвалида.
— Нет, теперь делиться поздно, — цинично поправил Шрама в спину блондинчик, — Теперь надо, чтобы Александр Павлович перекинул на нас по протоколу пятьдесят один процент конторы и переписал на нас свою тачку. Хорошо бы еще, чтобы раскололся, где заначку прячет.
— А какая у него тачка? — живо внешне заинтересовался Шрам, маскируя совсем другие мысли. Когда с мужика списывают и фирму и тачку, предполагается — никто не собирается отпускать его живым.
— Последний вольвешник.
— Не слабо, — уважительно свернул губы трубочкой Шрам и одним махом сорвал скотчевую наклейку. А подозрения в голове набирали обороты. Если мужика собираются грохнуть, то кодле вполне реально понадобится и тот, кто за мокруху ответит. Ой, неспроста Пырей заначил справочку о досрочном освобождении.
Оказалось, мужик вращал шарами не по страху, а по ненависти:
— Козлы! Я в Афгане рубился, я там ногу оставил! Уроды! Попались бы вы мне в горах!
— Вишь, какой он у нас бойкий, презрительно ухмыльнулся блондинчик и врубил магнитофон:
— Хер вам, а не моя машина! Я ее горбом зарабатывал!
Леха, отвернув пасть в сторону, морщился. Леха был весь на изменах. Теперь Шраму как на духу стал прозрачен этот типа первую неделю быкующий пацан. Боксер не дрейфил, ему в натуре было жалко безногого мужика. Выходит, не ту кривую дорожку ты выбрал в этой жизни, сынок.
— Война давно кончилась, а папаша все воюет, — презрительно цикнул сквозь зубы изогнувшись хищным насекомым богомолом и по насекомьи поджав руки к бокам, блондинчик.
— Береги патроны, — с иронией посоветовал бестолково рыпающемуся ветерану Сергей и обернулся к зрителям, — Не по делу вы его кипятильником повязали. Кипятильник вместо утюга мне его к согласию привести поможет, — и Шрам начал распутывать пленника. Он уже прикинул, как поведет себя дальше. Он уже был уверен, что справится с проблемами. Не авторитеты мосты разводят.
— Ты шаришь, что делаешь? — засомневался блондин, — Клиент после застарелой контузии психованным остался. Пока мы его скрутили, он нам чуть пальцы не пооткусывал.
— Моя профессия — семьдесят семь, часть «Б», — дескать, не бзди, отмахнулся Шрам. И только распутал провод, тут же сунул в руку пленника арматурину со словами, — Ну, папаша, вспомни войну! — и с разворота заехал носком меж ног наивно шкерящему зубы в улыбке дебелому Стакану.
Гениталии Стакана сжались в горошину. Братела заорал резанным кроликом и сложился пополам, как перочинный ножик, только очень большой ножик. А Шрамов уже оказался рядом с боксером Лехой и прямой наводкой сделал кулаком мат в три хода: в живот, в солнечное сплетение, в челюсть. Это вам не на ринге гарцевать, так драться Шрама учила улица. Леха потух, как выключенный свет, и улетел через диван. Боковым зрением Серега с глубоким удовлетворением отметил, что ветеран Афгана использует прут по назначению — приходует сложившегося пополам дзюдоиста в душу и в гриву. Магнитофон загрустил:
Острый нос Пырея зашевелился, будто у почуявшей мышьяк крысы. Блондин танцевально, не показывая зад, попытался выскользнуть из хором. Но Шрамов, завертев пропеллером шнур с кипятильником над головой, заарканил блондинчика за шею, дернул шнур на себя и встретил удивленную рожу коленом.
Кровавые сопли испачкали Серегины брюки. Блондинчик, уже ни шиша не соображая, прикинулся мертвым, как колорадский жук. Шрам предпочел не поверить и сурово наступил голубоглазому на руку. Кости хрустнули. Поздравляем с переломом правой руки.
— Папаша, отбой воздушной тревоги! — за ремень оттащил Шрам ветерана от крещеного арматуриной пускающего кровавые пузыри братка. Мимоходом выключил магнитофон. Схватил со стола сабонис «Русского размера», сам глотнул и протянул афганцу, — Остудись.
Гремя по кафелю костылем, инвалид приблизился, с благодарностью принял фугас и влил в себя не меньше четверти:
— По гроб тебе обязан! — выдохнул он вместо того, чтобы закусить.
— Помни свои слова, — благосклонно принял присягу Шрам, — Только слов мало.
— Хочешь долю в кабаке? — по-армейски без обиняков от всего сердца предложил спасенный.
— Мне с тебя не доля нужна, — устало улыбнулся Сергей, — Мне надо, чтобы когда я о чем-нибудь попрошу, ты выполнил, не раздумывая. А уж моя забота, чтобы тебе от этого кисло не стало.
— Я же сказал: по гроб тебе обязан.
— Это точно, — забрав ополовиненную бутылку, Шрам нагнулся над блондинчиком и первым делом вернул нагло заныканную справку о досрочном освобождении. Затем Сергей от души полил водкой свергнутого вождя, и за волосы притянул безвольную бошку, — Ты вроде в вузе учился? — даже не ради одноногого так жестоко проучил пацанов поздний гость. А потому, что он ведь ради того и заявился в Вирши — учить оборзевшее бычье.
— До третьего курса, — боясь, что снова станут бить, без запинки сознался блондинчик.
— А на кого учился-то?
— На адвоката, — сознался блондинчик, извиваясь по полу длинным дрессируемым червяком.
— Ненавижу адвокатов, — вздохнул Шрам и также за загривок поставил блондинчика на ноги, — Сперва ты вернешь должок. А потом, если из Виршей не уберешься, в бетон закатаю! — не пугая, а именно ставя в известность, сообщил Шрам и отпустил низвергнутого беспредельщика.
Без поддержки тот снова рухнул — ноги не держали.
— Этих, — кивнул Шрам афганцу на вновь упавшего Пырея и отметеленного арматуриной Стакана, — В прикуп забирай. Расквитайся за недельку в подвале, а отведешь душу — выпусти. Со второго тоже клятву стряси, что из города уберется. А этого, — Шрамов махнул почти пустой бутылкой в сторону Лехи, — Я себе оставлю. Мне подсобный рабочий пригодится.
И как стоял, внезапно Шрам пнул со всей дури дверь. Она распахнулась, а подглядывающий в замочную скважину банщик полетел кувырком. Шрам вволок жирного индюка за шиворот в зал:
— Показывай!
— Что показывать? — проблеял дрожащий банщик. Похристосавшись с дверью, половина его раскормленной рожи постепенно начала вспухать и приобретать желто-фиолетовый колер.
Сергей не стал отвечать на глупый вопрос, а только замахнулся. Как бы чтобы дать звонкого леща.
— Понял-понял! — пуще задрожал банщик. Угрем проскользнул мимо страшного Шрама и с натугой отверз сидячую половинку дивана.
Под ней в ящике для барахла обнаружился небольшой арсенал — пяток гранат эргешек, газовый расточенный под мелкашку ствол, штык-нож и груда долларов россыпью. По прикике тысяч пять.
Лехе и Стакану провал нехитрого тайника оказался до лампочки Они смирно лежали в позах, в которых их оставили. Стакан пока не подавал признаков жизни, Леха жалобно постанывал. Блондинчик же от бессильной злобы зашипел, как обосцанный костер, и его пришлось пнуть в воспитательных целях.
— Вижу, злобу затаил. Надо бы тебя кончить, да цемента поблизости нет, а я за свои слова отвечаю, — огорченно вздохнул Шрам, — Приходится начинать почти безоружным, — огорченно вздохнул Шрам, — Жаль. Я расчитывал на большее, — в третий раз огорченно взохнул Шрам. Не жизнь, а сплошные обломы.