«Понять современников»: историография вопросаСмутное время как период экономического и политического кризиса изучалось с самых разных сторон: предметом исследования оказывались экономические явления рубежа ХVІ-ХVІІ вв., состав земских соборов, государева двора и ополчений, народные движения, проблемы крестьянской, «гражданской» войн и их последствий для разных слоев общества, интервенция, казацкое движение и т. п. Отдельные вопросы (зачастую «темные» и не имеющие однозначного ответа) не раз порождали научные дискуссии (причастность Бориса к убийству царевича Дмитрия, проблема отмены Юрьева дня и оценка государственных действий Годунова, личность Лжедмитрия I и др.). В последние годы внимание общества в целом (в связи с введением праздника 4 Ноября), в том числе и историков, вновь оказалось привлечено к периоду Смуты - появился ряд статей и монографий, было защищено несколько диссертаций28.Эволюция концепций, господствовавших и соперничавших в историографии на протяжении ХІХ-ХХ вв., требует отдельного рассмотрения29. Остановимся на тех трудах, которые были посвящены реконструкции взглядов и представлений современников эпохи.Сочинения рубежа ХVІ-ХVІІ вв. оказались в центре внимания историков во второй четверти XIX столетия, с выходом книги Д. Бутурлина «История Смутного времени в России в начале XVII века» (в 3 ч. СПб., 1839-1846)30. В то же время эпоха получила устойчивое наименование «Смута» (в советское время термин был оспорен31). Для работы Бутурлина (как и для российской историографии второй половины XIX - середины XX в. в целом) ключевой оказалась проблема «доверия» памятнику, что провоцировало оценочность при рассмотрении оригинальных идей книжников. Установка на критику авторских объяснений ярко проявилась в последовавших вскоре дискуссиях об объективности / необъективности публицистов Смуты (Авраамия Палицына32, Ивана Тимофеева33 и др.).Практика описания и изучения идей средневековых авторов начала развиваться в XIX - начале XX в. параллельно с внешним исследованием и внутренней критикой источников. В знаменитом труде С.Ф. Платонова «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник» (СПб., 1888) помимо сведений о жизни и литературной деятельности авторов приводился общий обзор их идей и объяснений. П.Г. Васенко подчеркнул важную роль концепции казней Господних в текстах XVI в. и выявил сходство отдельных элементов «Временника» со Степенной книгой и Житием Никиты Переяславского34.Первой работой, специально посвященной идеям публицистов Смутного времени, стала известная статья А.И. Яковлева «"Безумное молчание" (Причины Смуты по взглядам современников)» (М., 1909). В исследовании была прямо поставлена задача выявить авторские категории в изучаемых текстах. Тем не менее избежать модернизации смыслов здесь не удалось: анализ источников проводился Яковлевым сквозь призму концепций и социальных представлений начала XX в. Суммируя высказывания современников о причинах Смуты, историк отмечал, что авторы видели корень бедствий не в политических и экономических факторах, но в грехах, совершенных обществом35. Вывод логично следовал из материала, но дальнейшему раскрытию логики книжников препятствовала яркая оценочность работы. Важнейшая для памятников Смуты идея «Божьего батога» стала в итоге объектом не изучения, но критики («Такая философия истории развивается и приспосабливается к фактам туго»36). А.И. Яковлеву представлялось, что идея о казнях Господних «залавливала» феномен общественного сознания, родившийся в период Смуты, однако рассуждения об этом явлении увели исследователя достаточно далеко от авторской логики: понятия «общественная ответственность» и «общественное право», которые, по мнению А.И. Яковлева, нарождались у современников, внеположны текстам начала XVII в. Стремление обнаружить в источниках незнакомые средневековым авторам «свойства» наталкивалось на очевидное сопротивление материала: историк отмечал, что «неясная речь» и «странные термины» мешают книжникам четко выразить искомые идеи, что их язык «ищет новых формул», но размышление о «свойствах общества» отсутствует и т. п.37 Видимое несоответствие авторских идей «социологическим» концепциям не стало здесь исследовательской проблемой - подводя итог, А.И. Яковлев констатировал, что рассуждения книжников все же «приводят к идее общественной организации». (В ее отсутствии сложно упрекнуть любое государственное образование - вывод, очевидно, основан на представлениях историка о «правильном» социальном устройстве.) Закономерным итогом работы стала внешняя оценка источниковых сообщений (из «религиозно-нравственных» понятий в начале XVII в. постепенно вырабатывались понятия «общественно-политические»), в то время как объяснения современников были лишь кратко обозначены либо напрямую признаны «темными»38. Близкий опыт рассмотрения памятников Смуты был ранее представлен в работах В.О. Ключевского, который также интерпретировал тексты ХVІ-ХVІІ вв. в ракурсе определенных общественно-политических концепций39.К началу XX столетия опыт герменевтического анализа памятников Смуты оставался фрагментарным, причем оценочные суждения довлели над проводившимися описаниями40. В историографии середины XX в. были созданы отдельные работы, посвященные идеям книжников (статьи О.А Державиной, Л.В. Черепнина и др.)41, однако по-настоящему актуальной эта проблема оказалась в конце столетия. Стремление раскрыть понятийный символический язык эпохи зачастую наталкивалось на проблему метода; в то же время в этой области удалось достигнуть ряд значимых результатов.Особое место в историографии Смутного времени занимают работы Я.Г. Солодкина: реконструкция элементов авторских объяснений, проводимая параллельно с детальным источниковедческим исследованием памятников конца XVI - начала XVII в., стала важным вкладом в изучение эпохи42.Исследовательский метод Солодкина нашел яркое выражение в книге, посвященной «Временнику» Ивана Тимофеева43. В работе проводится комплексный анализ известного произведения Смутного времени: всестороннее рассмотрение сведений, сообщаемых автором, позволяет прояснить вопросы, касающиеся наиболее вероятного времени создания отдельных частей текста, структуры и источников произведения, биографии книжника. Определяя круг источников «Временника» и проясняя случаи безусловных заимствований, Я.Г. Солодкин выявил генезис некоторых фрагментов, восходящих к Священному Писанию и иным актуальным памятникам эпохи. Опыт подобного исследования крайне важен: он не только обогащает науку сведениями о создателе и структуре текста, но и вплотную подводит к реконструкции авторских объяснений и причинно-следственных связей. Вместе с тем в работе предлагается несколько иной подход, который получает при этом не совсем ясную характеристику. Цитируя А.Г. Тартаковского и ссылаясь на Я.С. Лурье, Я.Г. Солодкин утверждает, что информация памятника «всецело детерминирована условиями его происхождения»44 (курсив мой. - Д.А.). Если эта позиция претендует на полноту в изучении источниковых сведений, то она представляется весьма спорной, так как обретенное знание о построении текста экстраполируется здесь на область авторских смыслов и интенций: «Чем глубже мы познаем памятник в его генезисе и собственной сущности, тем адекватнее раскроется значение этой информации и тем эффективнее может быть реконструировано запечатленное в ней прошлое»45. Очевидно в то же время, что современники-читатели произведения не имели такого представления о тексте, которым обладает исследователь, создающий комплекс информации об источнике путем применения ряда аналитических процедур. Человек изучаемой эпохи воспринимал сообщения памятника через призму актуальных смыслов культуры; на те же ассоциации, естественно, ориентировался автор, обосновывавший свои идеи в контексте общезначимых конвенциональных моделей. Без реконструкции этих смысловых пластов извлекаемая информация вынуждена оставаться внешней по отношению к изучаемой культуре как области смыслополагания.Представления современников Смуты оказались в центре внимания Л.Е. Морозовой, которая стремилась раскрыть идеи книжников в двух монографиях: «Смутное время в России» (М., 1990) и «Смута начала XVII века глазами современников» (М, 2000).Исследование 1990 г. - опыт комплексного анализа публицистических сочинений Смутного времени. «В настоящей работе читатели могут проследить, как воспринимали бурные события Смуты их участники, как они осмысляли их по прошествии времени...» - говорится во вступлении46. Таким образом, цель историка - изучить авторские представления и причинно-следственные связи. Тем не менее исследовательская стратегия Л.Е. Морозовой весьма далека от реконструкции идей: первая глава полностью игнорирует объяснительные модели современников47, во второй («Чт