О том же говорит и Манхейм: «Важно помнить, что наше общество переживает не кратковременный период беспокойства, но радикальное изменение своей структуры»[406]. Так, во времена безработицы человека беспокоит не только временная потеря средств к существованию:
«Катастрофа [в связи с безработицей] заключается не только в том, что у человека исчезает возможность найти себе работу, но и в том, что его сложная эмоциональная система, тесно связанная с налаженной работой социальных институтов, теряет объект, на котором она могла бы фиксироваться. Маленькие цели, на которые человек направлял все свои силы, внезапно исчезают, и теперь он потерял место работы, ежедневное занятие и возможность использовать свои конкретные способности, сформировавшиеся в течение долгого периода обучения. Более того, его привычные желания и импульсы остаются неудовлетворенными. Даже если его обеспечивают средствами, например, если он получает пособие по безработице, вся организация его жизни, все стремления его семьи оказываются уничтоженными»[407].
Затем Манхейм касается одного очень важного, с моей точки зрения, вопроса:
«Паника достигает верхней точки в тот момент, когда человек понимает, что это ощущение опасности касается не только его лично, но свойственно многим, и знает, что не существует социального авторитета, который предложил бы ему набор незыблемых правил и направлял бы его поведение. В этом заключается разница между личным событием — потерей работы — и общим чувством опасности. Если человек теряет работу в обычные времена, он может испытывать отчаяние, но его реакции более или менее предсказуемы, и он ведет себя так же, как все прочие люди, пережившее подобное несчастье»[408].
Другими словами, когда один человек теряет работу, он все еще продолжает разделять со всеми окружающими общие культурные ценности и цели, несмотря на то, что в данный момент ему не удается достичь желанной цели. Но во времена массовой безработицы и незащищенности человек теряет веру в основные ценности и цели своей культуры.
Как я предполагаю, распространенность тревоги в наше время объясняется тем, что под угрозой оказались сами ценности и нормы, лежащие в основе нашей культуры[409]. Следует разделять, как это делает и Манхейм, угрозу поверхностную — то есть ситуацию, когда член общества, сталкиваясь с опасностью, продолжает опираться на основы своей культуры, — и угрозу более глубокую — то есть когда опасность касается самих основ, самого «устава»[410] культуры. Можно вспомнить замечание Тоуни о том, что революции нового времени основывались на единых для всего общества представлениях о неприкосновенности индивидуальных прав; революционеры стремились шире распространить эти права на различные группы населения и добились в этом успеха. Но при этом основные аксиомы культуры не подвергались сомнению, и им ничего не угрожало. В настоящее время, как я считаю, ситуация изменилась. При встрече с опасностью, которую несут с собой социальные изменения наших дней, человек уже не может опереться на основы своей культуры, поскольку сами эти основы оказались под угрозой.
Только этим можно объяснить глубокую тревогу, которую переживают многие наши современники, когда сталкиваются с незначительными экономическими изменениями; подобная тревога совершенно непропорциональна реальной опасности. Но тут под угрозой оказывается не просто возможность зарабатывать средства к существованию и даже не личный престиж, но основные положения, тождественные самому существованию культуры, которые каждый отдельный человек, принадлежащий своей культуре, отождествляет также и со своим существованием.
Основы культуры, оказавшиеся под угрозой в современном обществе, связаны с индивидуализмом и стремлением к соревнованию, со времен Ренессанса эти ценности заняли центральное место в нашем обществе. В данном случае опасность угрожает и «вере» каждого человека — под словом «вера» мы тут понимаем веру в эффективность стремления к соревнованию. Индивидуализм оказался под угрозой по той причине, что на данном этапе социального развития он разрушает взаимоотношения между людьми. Тоталитаризм является невротическим симптомом культуры, который свидетельствует о потребности людей во взаимоотношениях. Я называю его симптомом в том смысле, что он представляет собой средство для снижения тревоги, порождаемой ощущением бессилия и беспомощности одинокого отчужденного человека в обществе, где основной ценностью является индивидуализм, соединенный с соревнованием. Тоталитаризм, как заметил Тиллих, подменяет подлинные взаимоотношения людей коллективизмом. Я полагаю, что для конструктивного преодоления тревоги в наши дни необходимо развивать нормальные формы сообщества людей.
406
Karl Mannheim,
409
Ср. Rollo May, Historical roots of modern anxiety theories, в книге