— Я полагаю, что раз уж у нас на процессе три обвинителя, — невинно заметил профессор Карлоний, — то тогда должно быть и три защитника.
После этого замечания члены Этического Совета начали переглядываться, а зал заметно заволновался.
— Если быть совсем уж точным, то защитника у нас два, — председатель окинул профессора Карлония неодобрительным взглядом. — Ведь, насколько я понял, молчаливый помощник господина Жанурия Высокостильного не собирается выступать, а просто намерен помогать советом, следовательно, он не может считаться полноценным обвинителем. В конце концов, помощь, как обвинению, так и защите, может оказать любой желающий, это не возбраняется. Таким образом, обвинение будут осуществлять только двое — господин Жанурий Высокостильный и господин Антосий Черный. И раз уж вы проявляете такую активность на ниве защиты города от нашего сегодняшнего истца, господин Карлоний, то я предлагаю вам занять место одного из защитников. У кого-нибудь есть возражения против этой кандидатуры?
— Протестую! — прозаик резво вскочил со своего места. — Господин Карлоний продемонстрировал резкую личную неприязнь к господину Антосию Черному, он может быть не объективен!
— Защита всегда несколько необъективна, равно как и обвинение, — философски заметил председатель. — Другие возражения имеются?
Прозаик посмотрел на Тося, тот недовольно мотнул головой. Что без толку болтать, если они так и не выяснили, что именно связывает профессора Карлония с Мирой и ее папашей-эльфом. А ведь связь была, Тось это чувствовал всеми частями тела.
— Нет, господин председатель, — сказал Жанурий, опускаясь на скамью.
— Вот и отлично. Кто «за», прошу голосовать.
Большинство членов Совета подняли руки.
— Принято. У кого есть предложения по поводу второго защитника? Может, кто-нибудь желает попробовать себя в этой роли?
В зале зашушукались, члены Этического Совета сидели с каменными лицами и, как ни странно, в обвинители никто не рвался.
— Что, неужели совсем нет желающих?
— У меня есть предложение, — поднялся со своего места профессор Карлоний. — Раз уж желающих не наблюдается, почему бы нам не пригласить в качестве второго защитника города благородного эльфа Аматиниона-э-Равимиэля? Он сейчас находится в комнате для свидетелей вместе со своей дочерью. Уверен, многие из здесь присутствующих подтвердят, что это достойнейший и честнейший господин, и наше разбирательство только выиграет, если он будет принимать в нем участие.
— Протестую! — тут же подскочил Жанурий. — Поскольку в деле упоминается о покушении на честь его приемной дочери, он будет пристрастен!
— Он — сын Ани Милосердной! — срезал его негодующим взглядом профессор Карлоний. — Он не может поступать иначе, как по совести!
— Что-то он не вспоминал о совести, когда хотел увезти Миру, — хмыкнул со своего места Тось.
— Что вы себе позволяете? — возмутился профессор. — Намекаете, что он соврал о своем назначении в Унн?
— Разумеется, соврал, — по-прежнему не вставая, бросил Тось. — Если назначение было настоящим, то эльф давно должен был уехать на новое место работы, а он до сих пор тут отирается.
— Ваши обвинения голословны!
— Мои обвинения очевидны!
— Довольно! — прервал их перепалку председатель. — Кандидатура эльфа отклоняется! Он действительно заинтересованная сторона. Что ж, если у нас нет желающих на место второго защитника, то обойдемся одним, это допускается протоколом. Итак, мы начинаем процесс «Некромант Антосий Черный против свободного города Тирту». Господин Антосий, вам слово!
Тось встал и солидно откашлялся.
— Уважаемый Совет! Достопочтенные жители свободного города Тирту! Я, Антосий Черный, имеющий дар некроманта, прошу у вас справедливости! — Тось почти не волновался, его речь, написанная им в соавторстве с ушлыми литераторами, давно была выучена назубок. — Больше трех лет я жил в вашем городе, у вас на глазах и за это время не совершил ни одного не то, что преступления, но даже просто неблаговидного поступка. Более того, своими скромными трудами я заслужил уважение и доброе отношение к себе многих жителей. Я готов поклясться вам какой угодно клятвой, что причиной всех неправедных деяний, которые мне пришлось совершить в своей жизни, было всего лишь злосчастное стечение обстоятельств, а не моя недобрая воля. Боги свидетели, я всегда пытался жить с людьми в мире и согласии, это окружающие боялись и не понимали меня и, вследствие этого, пытались причинить зло. Я вырос в семье, в которой не было ни любви, ни доверия, ни понимания. Меня некому было учить добру, и мне не к кому было обратиться за помощью и советом. Мои родители давно умерли, но я часто вспоминаю их и думаю, что прояви они ко мне хоть каплю внимания и участия, моя жизнь могла бы пойти совсем по другому пути. Впрочем, я уже давно никого не виню и ни на кого не обижаюсь, судьба наказала их гораздо более жестоко, чем мог бы наказать я. Сейчас я понимаю, что моих родителей, как и всех остальных людей, отпугивал от меня мой темный дар, а не я сам. Но избавиться от этого дара, — Тось картинно развел руками, — я не властен. И рад бы, но не властен. Здесь простирается власть другого существа, гораздо более высокого, чем я.