(из записок Аматиниона-э-Равимиэля)
Тось, развалившись на своей скамье, с нехорошей усмешкой наблюдал за выходящим к кафедре профессором Карлонием. Тот выглядел довольно забавно — низенький пузатый колобок на коротких ножках, двигающийся настолько решительно и воинственно, что невольно вместо папки с бумагами у него в руках представлялся меч.
— Остыньте, профессор, я пришел с предложением мира, а не с объявлением войны! — насмешливо бросил ему Тось, прекрасно понимая, что нарушает регламент.
Председатель тут же ударил в гонг.
— Господин некромант, будьте любезны воздерживаться от замечаний! У вас еще будет время высказаться.
— Прошу прощения, господин председатель, — все также ухмыляясь, извинился Тось. — Этого больше не повторится. Господин Карлоний, несомненно, достоин всяческого уважения за свое страстное желание покарать зло. Правда, то обстоятельство, что данное зло приползло к добру на коленях и хочет сотрудничать, профессор почему-то упорно не замечает…. Или по какой-то причине не хочет замечать?
— Я бы попросил! — профессор Карлоний с громким стуком опустил папку на кафедру. — Соблюдать регламент! Вам дадут слово позже!
— Замолкаю, замолкаю! — Тось с таким энтузиазмом прижал ладонь к губам, что со стороны казалось, будто он их совершенно расплющил.
— Многоуважаемые коллеги, господа горожане! — решительно начал профессор, полностью игнорируя ерничанье некроманта. — Нам с вами сегодня довелось столкнуться с исключительно интересным случаем. Не сомневаюсь, что он войдет в анналы нашего города, независимо от того, каков будет окончательный вердикт процесса. Итак, городу Тирту выдвинул обвинение темный маг, находящийся вне закона, не прошедший надлежащего обучения и воспитания, но обладающий достаточной силой, чтобы заставить к себе прислушаться. Согласитесь, господа, редкий случай! Необыкновенный! И невозможный в любом другом городе, кроме Тирту. Мы и здесь подняли и гордо несем пышную пальму первенства. Что ж, раз уж так сложилось, попробуем разобраться с предъявленными нам претензиями. Я взял на себя смелость выделить основные утверждения проникновенной речи, произнесенной перед нами господином Антосием Черным. Во-первых, он утверждает, что во время совершения преступлений был движим исключительно стремлением защитить свою жизнь и здоровье, а не какими-либо другими мотивами. Во-вторых, в тех условиях, в которых он вырос, было невозможно вырасти добрым и порядочным человеком. И, в-третьих, если господину некроманту дать возможность спокойно жить в Тирту, то никакой опасности для города не будет, потому что у упомянутого некроманта не будет необходимости творить зло, на которое он способен.
— Способен не более, чем любой другой человек, господин профессор! — тут же вскочил со своего места Жанурий. — Вы знаете, сколько преступлений было совершено в Тирту за последнюю неделю? Двадцать четыре, уважаемый профессор! И при помощи самых разных орудий — ножей, мечей, топоров и даже обычных глиняных горшков. Любой из нас, и даже вы, господин профессор, в любую минуту может взять нож, меч, топор или еще что-нибудь и отправиться на улицы Тирту убивать прохожих. Но мы ведь этого не делаем, верно? Потому что нам это не нужно! Потому что нас останавливают наши морально-этические принципы! Так почему же вы отказываете в наличии таких принципов господину Антосию? Только потому, что он обладает даром некроманта? Но ведь иметь оружие, еще не значит им пользоваться!
— Вы правы, господин обвинитель, — профессор Карлоний слегка запнулся, вероятно, не будучи в силах выговорить чрезмерно цветистый псевдоним прозаика, — я был слегка неточен в формулировке. Хотя… если представить, что может натворить на улицах города распоясавшийся некромант по сравнению с обычным человеком, то моя неточность не кажется заслуживающей внимания. Но я пойду вам навстречу и уберу последнюю часть высказывания. Таким образом, фраза будет звучать так: «если господину некроманту дать возможность спокойно жить в Тирту, то никакой опасности для города не будет, потому что у упомянутого некроманта не будет необходимости творить зло». Теперь она вас устраивает?
Прозаик обернулся на Тося и делающего пометки в блокноте молчаливого поэта. Те нехотя кивнули.
— Да, вполне, благодарю вас, господин профессор, — Жанурий снова уселся, нервно крутя в руках перо.
— Замечательно, что мы понимаем друг друга, — профессор подарил ему улыбку добродушного удава и продолжил: — С вашего позволения, я начну обсуждение со второго пункта, где утверждается, что условия, в которых рос господин Антосий, были таковы, что в них невозможно было вырасти честным и порядочным человеком. Этот пункт, если можно так выразиться, наиболее ранний, и именно в нем содержатся корни сегодняшней ситуации. Господа, я прошу позволения пригласить сюда свидетеля, вернее свидетельницу, госпожу Мирту-э-Равимиэль!