Тогда в траншеях появился комиссар полка подполковник Томленов, недавно прибывший в полк вместо нашего Ивана Ильича Агашина, отозванного в штаб погранвойск Ленинградского фронта. Комиссара Томленова мы еще мало знали, но нам понравилось, как он, придя в траншеи перед боем, спокойно и просто сказал:
— Ребята, давайте за мной! Коммунисты, вперед! — И пополз по мокрой траве, увлекая за собой остальных.
И уже не на втором, а каком-то десятом дыхании снова поднялись наши бойцы в контратаку. И получилось! Мы заняли траншеи противника. Был подавлен и мешавший нашему продвижению пулемет — кто-то, изловчившись, своим бушлатом сумел прикрыть смотровую щель амбразуры, изрыгавшей свинцовый ливень. Брошенная вслед за этим в ход сообщения граната завершила дело — по траншее, высоко подняв руки, шли три немца, выползшие из глубины дота. Страшная огневая точка противника замолчала. Но ненадолго. Через некоторое время она заговорила снова, однако стальная, непробиваемая крепость вела огонь уже в противоположном направлении: она была в надежных руках — за броней закопанного в землю и искусно замаскированного танка отныне сидели советские снайперы и наблюдатели.
Теперь нам требовалось отстоять захваченные у немцев позиции. Отстоять во что бы то ни стало!
На какое-то время наше наступление приостановилось, — немцы еще не успели опомниться от поражения, а мы пока обживали новые траншеи, в которых огневые точки нужно было срочно делать заново, развернув их в противоположное, в сторону противника, направление.
Бойцы заглядывали в совсем еще недавно бывшие добротными, просторными и благоустроенными, а теперь развороченные взрывами наших противотанковых гранат немецкие землянки. Заходить в них они не решались: там было много вшей, да и смердило — несло жженой серой, порохом и каким-то очень уже неприятным чужим духом.
Я вошел в одну из них. Там были разбросаны какие-то тряпки: женское белье, старая домашняя утварь, детские игрушки. Валялись остатки пищи, фотографии, письма.
Я поднял с пола нераспечатанное письмо. Оно было из Дортмунда. «Курт прислал из России одеяла и разные вещи», — прочитал я, едва разбирая каракули какой-то фрау. Мамаша наставляла своего сынка Ганса: грабь, убивай! Но ее Гансик уже ничего не пришлет из России, — он лежит в траншее, усыпанный вшами…
С чувством гадливости и омерзения вышел я из землянки, но не мог отказать себе в удовольствии пнуть ногой убитого фашиста: «Что, лежишь, паскуда? Лежи, лежи! Скоро всем вам так лежать придется!»
Однако, разъяренные неудачами, фашисты не успокоились. Наши наблюдатели доложили, что немцы снова накапливаются, теперь уже для контратаки.
Вот уже пошли на штурм своих бывших траншей немецкие автоматчики. Но наши артиллеристы и зенитчики Юшина давно пристреляли этот квадрат! И я удобно расположился в башне немецкого танка — моя снайперская винтовка успела накалиться от непрерывной стрельбы.
Я радовался удобно выбранной позиции, радовался тому, что все больше и больше фашистов падало от моих выстрелов, и беспокоился только за своих товарищей, которые где-то рядом тоже ведут снайперский огонь: «Как они там устроились, в безопасности ли? Все ли живы?» За Ивана Карпова, за Ивана Добрика и Загида Рахматуллина я не волновался — ребята опытные, не пропадут. А вот как остальные? Те, кто только недавно овладел снайперским искусством и едва успел открыть свой счет мести?
Снайпер в обороне — большая сила. У хорошего командира снайперы в подразделении на особом счету, и забота о них у него особая. Толковый командир заботится не только о росте рядов новых снайперов-истребителей, но и создает им необходимые условия, помогает в работе, заботится об их безопасности. Такой командир не пошлет отличного стрелка в штыковую атаку — он знает, что в этом же бою снайпер принесет больше пользы, стреляя с хорошо замаскированной огневой позиции, поддерживая своим огнем атакующих. Бывает, что удачно расставленные снайперы приносят успех подразделению в бою, а порой и решают исход самой атаки.
Вот и вчерашний день показал, что исход боя был предрешен в основном за счет меткого огня снайперов, не подпустивших противника к своим траншеям. Многие из них уничтожили в бою до десяти и более фашистов. Причем дело было не столько в количестве, сколько, так сказать, в качестве поверженных врагов. Снайперы уничтожали офицеров, корректировщиков, пулеметчиков, наблюдателей и тех солдат, которые вот-вот были готовы прыгнуть в наши траншеи.