Что-то толкнуло его заглянуть в окно. Он осторожно подошел и увидел в комнате Веру. Девушка сидела за столом перед маленьким приемником и что-то торопливо записывала на листке бумаги. До слуха Агеева донеслись слабые звуки морзянки.
Вера была увлечена занятием, лицо ее раскраснелось, левой рукой она то и дело поправляла падавший на лоб локон.
Борис постучал по стеклу, Вера вздрогнула.
— A-а, Борис, заходи. Дверь не заперта. Только нажми сильнее, она у нас туго открывается, — смущенно проговорила она, подбежав к окну.
Когда Борис вошел в комнату, приемник уже был выключен. Вера собирала исписанные цифрами листки.
— ДОСААФ проводит областное соревнование радиолюбителей, — объяснила она и прибавила с гордостью: — я занимаюсь радиоспортом. А ты?
Вера лукаво и вместе с тем выжидающе посмотрела в глаза Агеева.
— Радио не моя стихия. Я рулевой, романтик моря, — ответил Борис и сам удивился, до чего получилось картинно.
Вера опустила ресницы и, словно вызывая главстаршину на разговор, задумчиво произнесла:
— Море. Что в нем хорошего?
Эх, если бы мог Борис рассказать ей все то, что знает о море! О лодке, походах, учениях! Наверное, тогда и она полюбила бы море.
— У меня есть билеты в кино, — предложил он. — Пойдем?
Вера с той непосредственностью, которая поражала Агеева, запрыгала по комнате.
— С удовольствием. Ты подожди, я переоденусь. Найди пока хорошую музыку.
Она включила приемник и ушла в спальню.
Борис покрутил ручку настройки приемника. В мелодию музыки ворвались звуки морзянки.
«Жаль, не умею читать, — с завистью подумал Борис. — Вера, вон, научилась…».
Девушка вышла из спальни, одетая в голубое платье — то самое, в котором она была тогда на выпускном вечере, и которое очень шло ей.
Она остановилась перед зеркалом, поправила прическу и, обернувшись, обожгла моряка взглядом:
— Я готова.
— Какая ты красивая! — восторженно сказал Борис и не удержался, потрогал ее шелковистые локоны.
Вера в зеркало увидела, как Борис только что рассматривал радиотелеграфный ключ.
— Интересуешься? — полюбопытствовала она. — Тебе, человеку военному, надо уметь этим пользоваться. Хочешь, я покажу, как работают на ключе? Вот так, — и Вера стала ловко выстукивать какие-то сигналы.
— Ну, пойдем, — сказала она, отходя от ключа. — Не опоздаем?
После кино возвращались домой. Вера беспокоилась:
— Мама, наверное, уже пришла, хватилась меня. Она привыкла, что я не отлучаюсь надолго.
На углу проспекта и площади поравнялись с городской фотографией. Вера лукаво улыбнулась:
— Ты когда-нибудь бывал здесь? — И доверительно сообщила: — Здесь я работаю лаборанткой. Уже целый год!
Едва они вошли во двор ее дома, Вера потянула Бориса за руку, проговорив, как показалось ему, расстроено:
— Пойдем лучше еще погуляем немного. Мама, кажется, задержалась.
В самом деле, окна ее квартиры были, как и в тот раз, темными и так же, как в тот первый вечер, — Борис заметил это — на веранде стоял какой-то человек.
— Вы так торопились домой… — с недоумением сказал Агеев.
— Мамы же нет дома. — В голосе Веры почувствовалось раздражение. — Опять на какой-нибудь конференции заседает! — И, словно пытаясь загладить минутную вспышку, взяла Бориса под руку, ласково шепнула: — Она у меня хорошая, работает библиотекарем. Когда-нибудь я познакомлю тебя с ней.
Борис поймал себя на мысли о том, что до, сих пор Вера ничего не рассказывала о матери. Еще утром ему показалось, что девушка живет одна. Он вспомнил обстановку двух скромно обставленных комнат: стол, зеркало, шифоньер, а в спальне, куда он заглянул случайно, — небольшое трюмо и кровать. Да, кровать одна…
Вера, словно угадав мысли Агеева, заговорила по своему обыкновению с подкупающей искренностью:
— Я сплю вместе с мамой. Привыкла так с детства. Она у меня маленькая, славная.
Гуляли долго. Бродили по парку. Танцевали на тесном, огороженном пятачке.
Вера много смеялась, была весела, но Борис чувствовал, что она чем-то расстроена и всячески хотела скрыть это от него.
Что ее волновало?
Прощаясь, она, попросила, чтобы в следующий раз Борис приходил не к ней домой, а к фотографии.
…С того вечера прошло два месяца. Попав в спецгруппу, Борис все время находился в море. Как он жалел, что не запомнил номер дома Веры. Из-за этого не мог написать ей письма. Ждала ли она его? Хотела ли, чтобы подал о себе весточку? Не обиделась ли за молчание?