Поиски продолжались всю следующую неделю. Территория поисков с каждым днем увеличивалась. Но все было безрезультатно — никаких следов Серебрякова не удалось отыскать. Через две недели экспедиция вернулась в Москву без своего начальника…
— Заметьте, товарищ Строев, — рассказывал профессор, — развалины крепости находятся почти у самого побережья. Следовательно, на запад дороги нет — там море. На север от крепости тоже далеко не пройдешь: километрах в восьми какое-то большое строительство. Территория здесь ограждена. Ну-с, остаются юг и восток. Но и это исключено. Лагерь экспедиции находился метрах в трехстах от крепости — как раз в направлении на юго-восток.
— Есть еще два направления, — сказал Строев и, заметив вопросительный взгляд профессора, добавил: — Вверх и вниз.
— Леонид Миронович святой души человек, — Ржевский подумал и покачал головой, — но вознесение на небеса исключается.
— А вниз?
Профессор покачал головой.
— Все подземелья крепости были очень тщательно осмотрены, каждый вершок… Собака, — а говорили, что это знаменитая розыскная собака, — не взяла следов.
— Я добавлю только одно, — сказал генерал, — объект, который тогда строился на север от крепости, очень важный. Уже по этому всякое непонятное происшествие вблизи такого объекта заслуживает особого внимания.
— Возможно, вполне возможно, — кивнул профессор. — Но это не в моей компетенции. Я археолог. И, если позволите, археологическая версия мне представляется вполне вероятной.
«Археологическая версия» Ржевского состояла в следующем. Участники экспедиции доставили в Москву рукописи и заметки Серебрякова. Президиум Академии наук принял решение опубликовать их. Все материалы были переданы для редактирования кандидату исторических наук Майсурадзе. Через две недели папка с материалами исчезла. Майсурадзе не мог даже точно припомнить, где он оставил папку: в институте или дома.
— А два месяца назад, — Ржевский взглянул на генерала, — Майсурадзе опубликовал ряд статей и, надо сказать, интересных статей, по истории Аджарии. Где гарантия, что он не использовал материалы Серебрякова? А если пропажа папки — только инсценировка Майсурадзе, то почему бы не допустить, что исчезновение Леонида Мироновича тоже может быть связано с Майсурадзе?
— Он был в то время в Москве, — заметил молчавший до этого майор Косоуров.
— Не отрицаю, не отрицаю, — профессор секунду — две помолчал. — Но родные Майсурадзе живут в Батуми, а сей город, как известно, находится в Аджарии.
— Простите, Владислав Евгеньевич, — генерал встал из-за стола и подошел к профессору, — а вы знаете, что за люди, родные Майсурадзе?
— Нет, признаюсь, не интересовался.
— Брат — Герой Социалистического Труда, отец — агроном в совхозе, мать — заслуженная учительница.
— Однако в семье не без урода, — не сдавался профессор. — Потом, у него могли быть там друзья, сподвижники.
— Вы говорили о компетенции, Владислав Евгеньевич, — перебил Славинский. — Археология, действительно, не входит в нашу компетенцию. Но умение разбираться в людях обязательно для всех и особенно важно в нашем деле. И еще одно. Наша эмблема — щит и скрещенные мечи. Щит — чтобы защищать невиновных, мечи — чтобы наказывать преступников. Поверьте, профессор, Майсурадзе больше нуждается в защите — ему нелегко доказать, что он не использовал материалы Серебрякова. Нужно раскрыть тайну исчезновения вашего учителя. Это решит вопрос и о Майсурадзе.
— Щит и мечи, — повторил Ржевский. — Это вы хорошо сказали, Аркадий Степанович. Древние греки изображали богиню правосудия в виде дамы с завязанными глазами. Насколько же точнее и благороднее ваша эмблема — щит и мечи…
Еще на вокзале, когда Косоуров передал приглашение Славинского, Строев понял: задуманную поездку по Черноморскому побережью придется отложить. Но сейчас, слушая генерала, он почувствовал — поездка все-таки состоится. И хотя с ним не будет Людмилы, но что поделать?! Дела…
— Полгода назад в Аджарию к месту раскопок выехала новая экспедиция, — опять заговорил Славинский. — Руководит ею Владислав Евгеньевич. Конечно, никаких следов Серебрякова экспедиция не встретила. Да на это и не приходится рассчитывать, — со времени его исчезновения прошло три года. Но если известными вариантами — убийство, несчастный случай — нельзя объяснить исчезновение Серебрякова, то остаются варианты неизвестные, может быть, вообще новые для криминалистики. А это еще одно, хотя бы и косвенное, указание на «почерк» Торна.