Выбрать главу

ДВОЕ

Потрескивали по ночам цикады

В сухом смолистом древнем сосняке.

Они звучали странно, как цитаты

Из книги вечности на мертвом языке.

А тело юное дневным палящим жаром

Бестрепетно дышало в простоте.

Светящееся в темноте загаром,

Остыть не успевало в темноте.

И день вставал, как счастье, неподвижен.

Чтоб тут же лечь в горячие пески.

Под сосняком, веснушчатым и рыжим

Баркасы драили ночные рыбаки.

Пыталась петь, слегка перевирала

Мелодии полузабытой вязь.

Ладонями песок перебирала.

Стекала струйка, мягко золотясь.

Такие же волна перетирала

Песчинки у оранжевой косы.

Ладонями песок перебирала,

Текли и таяли песочные часы.

Как струйка этого песка во власти

Судьбы, по-своему сверяющей весы

Не понимали двое, что у счастья

Такие же песочные часы.

Не понимали двое. Но в наклоне

Ее руки сквозила эта связь...

Безвольно и безоблачно с ладони

Стекала струйка, слабо золотясь.

ЕЛЬ

В лесах Осетии суровых,

Где под ногой вскипает хмель,

Среди подружек чернобровых

Стоит молоденькая ель.

Одета тонкою корою,

Стоит наивна и свежа,

Как ты ресницами, порою

Тихонько иглами дрожа.

В ней, юной, что-то есть от древней,

Той погруженной в полусон,

Нерасколдованной царевны

Из русских сказок всех времен.

Не сознавая свою прелесть,

Она прекраснее вдвойне...

Так убивают нас не целясь,

Не преднамеренно вполне.

И я подумал: те же ветры

И та же зимняя метель

Испытывают эти кедры

И эту маленькую ель.

* * *

Есть странный миг любви. Ее пределы

Особенно заметны ночью в стужу.

Когда душа уже не греет душу,

Еще усердней тело греет тело,

Как бы попытка страсти полыханьем

Возжечь любовь искуственным дыханьем!

Но обрывается...Раскинулись в тиши

Две неподвижности - ни тела, ни души.

ЖЕНСТВЕННОСТЬ

Коль женственность свести в единство,

Что перед нами предстоит?

Расширенное материнство

И углубленный стыд.

* * *

За то, что верен мой союз

С тобою, Пушкин или Тютчев,

За то, что мягок, ла не гнусь,

За то, что тверд, хоть и уступчив,

За то, что с душащим сукном,

Со мной сквозь зубы говорящим,

Не сговорился ни о чем

Перед затменьем предстоящим,

За то, что мягок, да не гнусь,

За простодушие поэта,

Меня убьют, но я клянусь,

Хотел сказать совсем не это.

Душа реальна. Вот мой дом.

И потому меня живьем

Никто не взял, не сжал, не скрючил

Идею чести целиком

Я в этом мире ледяном

На жизнь, как шапку, нахлобучил.

* * *

Как славно умереть и испариться.

Вчера ты был, а завтра нет тебя.

Друзей и близких опечаленные лица.

Как хорошо! И выпили, любя!

Но техника и сущность перехода

Неделикатная гнетет меня.

Больное тело требует ухода.

И дальше с трупом грязная возня.

Испытываю к небу благодарность

Не потому, что утешает твердь,

Но в ритуалах веры санитарность,

И только вера очищает смерть.

КВИШХЕТИ

Зелено-сизые вершины,

Лощины цвета янтаря,

В накрапах рыжие долины,

Распахнутые, как моря;

Где четко, четко в отдаленьи

Идут вдоль полевой тропы,

Загнув развилки по- оленьи,

Высоковольтные столбы.

Чуть серебрясь посередине,

Не подчиняясь никому,

Кура хозяйствует в долине,

Подобно женщине в дому....

Я выхожу в село Квишхети,

Покинув пыльное крыльцо.

Горячий полдень бьет, как ветер,

Как ветер полдень бьет в лицо.

Не услыхать, как ни тянитесь,

Ни звука. Где ж оно, село?

Страдою летнею насытясь,

Село вповалку полегло.

Мильоном красных капель сливы

Свисают, ветви накреня.

Как овцы выстрежены нивы,

Желтеет ровная стерня.

Стоит у дома пес понурый,

Стоит и спит ленивый страж.

Хозяин где-нибудь в Хашури

С утра вкушает жирный хаш.

В дома упрятались крестьяне.

В сады упрятались дома.

И в холодок невольно тянет,

Одолевает лень сама.

Живое прячется под тенью.

От лени лень ложится в тень.

Не то чтобы бороться с ленью,

О лени думать даже лень.

Лишь виноградник за работой.

Почти улавливает взгляд,

Как день и ночь борясь с дремотой

Упорно зреет виноград.

Он вырывается из листьев,

С теплом и светом заодно,

Переливает солнце в кисти,

Как в бочки красное вино....

Жарою свежей хлещет просинь.

Покой блаженный на душе.

Еще не наступила осень,

А лето кончилось уже.

кольцо

Ох, это каторжное лето.

В крови сумятица его,

То самолюбие задето,

То не задето ничего!

Я был влюбленным, то-есть мрачным,

Шугал соперников, как дог,

Чтобы носить этот невзрачный,

Почти пижонский ободок.

Немало было зуботычин!

Теперь все это далеко!

Я как верблюд из старой притчи,