— Что ж, Элис, я бы очень хотел, чтобы вы больше так не поступали. Это ужасно больно и расстраивает меня больше, чем вы думаете. Что-то произрастает в вас. Вы делаете меня несчастным. Я не знаю, как с этим быть. В очередной раз.
Раздраженная тем, что не получила обычной похвалы в ответ на ласку, она немного отстранилась и ответила:
— О, хорошо. Я сказала, что мне очень жаль. Ничего более я не могу сделать.
— Но скажите мне, — потребовал он, — я хотел бы знать, что заставило вас рассердиться, и так внезапно? Каковы причины?
Ее гнев готов был воспламениться вновь в ответ на его бестолковость и упрямство, но ее сковал необъяснимый холодный страх, словно кто-то прошептал ей: «Осторожно! Это в последний раз!»
— Это не только моя вина, — ответила она и покинула комнату.
Она стояла в холодном коридоре, гадая, куда идти. Она ощутила, что снаружи шел снег, и поежилась. Снег она ненавидела, так же, как и зиму — эту чудовищную, холодную, темную английскую зиму, которая длилась бесконечно долго, чтобы наконец превратиться во влажную английскую весну.
Снег шел весь день. Для Полчестера такой сильный снегопад был явлением непривычным. Нынешняя зима оказалась самой тяжелой за много лет.
Она пыталась уговорить Герберта перезимовать за границей — он вполне мог это сделать. Но ответил прямо, что весьма привязан к этому убогому соборному городку, где обитали и живые, и мертвые. Собор казался ему драгоценным; он не ведал счастья без возможности лицезреть его каждый день! Она бы не удивилась, узнав, что он думал о соборе больше, чем о ней. Элинор вела себя так же: она даже написала небольшую книгу о соборе, о Могиле Черного Епископа, о витражах и обо всем остальном…
Но чем все-таки был собор? Всего лишь зданием!
Стоя в гостиной, она глядела на сумеречный снег, падающий на громадный собор — Герберт однажды сравнил его с летающим кораблем, — но для нее он больше походил на крадущегося зверя, который пожирает жалких грешников и облизывает губы.
Она смотрела на снег и дрожала, при этом чувствуя, что ее вспыльчивость и страдания накалились так, что грозили задушить. Ей казалось, что ее уютная, озаренная камином гостиная наполнилась снегом. Словно по всему дому внезапно открылись трещины — в потолке, стенах и окнах — и снег пробивался через эти трещины, оборачиваясь каплями влаги на обоях и, быть может, собираясь в мокрые лужи на ковре.
Конечно, у нее разыгралось воображение, но все-таки самая уютная комната в доме заполнилась холодом, несмотря на огонь в камине.
Она обернулась и увидела фигуру у двери. На этот раз ошибки быть не могло. Серая тень, у которой были форма и очертания: неопрятные седые волосы, луноликий образ, длинная серая одежда, а в ее позе угадывались настойчивость, мстительность и неприкрытая угроза.
Стоило ей двинуться, как фигура исчезла: морок развеялся и в комнате снова стало тепло, даже жарко. Но юная миссис Райдер, которая не боялась ничего, кроме увядания молодости, дрожала так, что ей пришлось присесть, и даже после этого дрожь не утихла. Ее рука тряслась на подлокотнике кресла.
Она не сомневалась, что это видение возникло из-за ненависти Элинор к ней и ее собственной ненависти к Элинор. Они никогда не встречались, но вдруг спиритуалисты правы и дух Элинор, обуреваемый ревностью к Герберту за его любовь к ней, пытается рассорить их, доводя ее до вспышек гнева, а после заставляет жалеть об этом? Да, такое может быть! Но у нее нет времени на размышления. Страх полностью поглотил ее. Это был явный, несомненный страх, тот его вид, который заставляет действовать. Что-то или кто-то угрожал ей. Она вжалась в стул и огляделась. Все знакомые предметы — картины, книги, столик, пианино — казались ей совсем иными, чуждыми, странными, словно их захватила неведомая враждебная сила.
Она желала, чтобы Герберт пришел и защитил ее, почувствовала прилив привязанности к нему. Она решила, что никогда больше не выйдет из себя при нем, но в этот момент какой-то холодный голос шепнул ей на ухо:
— Лучше не надо. Это будет в последний раз.
Наконец она нашла силы пересечь комнату и подняться наверх, чтобы переодеться к ужину. В спальне к ней вернулась храбрость. В комнате стоял нестерпимый холод, а снег, как она заметила, выглянув из-за занавесок, шел еще сильнее прежнего. Она согрелась теплой ванной и камином.
В течение многих месяцев в ней росло странное ощущение, что за ней наблюдает и неотступно следует некий враг. Возможно, из-за того, что Герберт рассказывал ей об Элинор, это чувство только усиливалось. Он сказал, что она была из тех женщин, которые, если кого-то любили, никогда не отказывались от объекта своей страсти, она отличалась самозабвенной преданностью. Он намекнул, что такая преданность может казаться утомительной.