– Смотрю на вас и боюсь везти. Сдует ветром, и потом ищи вас свищи по всему полю. Механизаторы любят скорость.
— Это на комбайне-то?—насмешливо спросила Женя. «Все-таки она из себя строит!»— решил Сергей. Он располагает средством, как проучить ее, но пока повременит. Он еще раз оглядел ее. Из кармана платья виднелся краешек синего блокнота. Через плечо толстая сумка с красным крестом. Держится девчонка так, будто она, по меньшей мере, автоинспектор и все обязаны ее подвозить.
— Мне вообще-то не по пути,— сказал Сергеи в наказание и медленно тронул своего коня, ожидая ее вторичной просьбы или упреков, зная, что в такой ранний час не сразу дождешься попутной машины, да еще до самой дальней второй бригады.
Но Женя на этот раз промолчала, будто в рот воды набрала. Сергей снова затормозил, не оглядываясь подождал, когда она подойдет и станет моститься сзади на сиденье, и порядком удивился, когда девушка молча прошла мимо, за обочиной, оставляя ручьистый след на мокрой траве, прошла не торопясь и совершенно, ну прямо-таки ни капельки, не обращая внимания на мотоциклиста.
— Садись, гордая!— окликнул ее Сергей.— Была не была.
Девушка остановилась, шагнула на дорогу, отвела руки назад и нетерпеливо сказала:
— Подъезжайте, что же вы!
«Ну и ну»,— ущемление отметил Сергей и подъехал. Женя чуть опустила голову, пряча победную улыбку.
— Была не была!— повторил Сергей, жалея, что подъехал.— К вечеру доберемся!
— Почему к вечеру?
— Ответственность! Посадил небесное создание, изволь его не растрясти по дороге.
— Ах, вон оно что!— с вызовом сказала Женя.— Пустите меня к рулю!—приказала она.— Держите!
Сергей едва успел поймать тяжелую, как свинцовая болванка, сумку и попятился на заднее сиденье.
–– Если что — зубами за землю,— посоветовал он, следя за тем, как девушка села сначала боком, потом, чуть приподняв подол, перекинула ногу, приподнялась, поправила широкие складки,— и все это спокойно, неторопливо, независимо, будто усаживалась на свою машину,— и только потом отозвалась:
— Вы что-то сказали?
— Зубами за землю, говорю, если что,— неуверенно повторил Сергей, следя за ее руками,— что она будет делать?..
— Старо, товарищ знатный механизатор, позорно старо,— ответила Женя и дала газ.
И они не просто поехали — они помчались. Сразу же, через три-четыре секунды помчались, с места в карьер. Сергей повесил сумку себе на шею и ухватился за сиденье.
––Тише,— попросил он на первом ухабе.
––Тише!— прокричал он после канавы, когда мотоцикл, словно с трамплина, оторвался от земли.
Но Женя не обращала внимания на его окрики, легонько, привычно упруго приподнимаясь на педалях там, где встряхивало.
Они мчались по степной дороге на бешеной скорости, словно были застрахованы от беды. Мчались не только на бензине, но и на самолюбии. Хлынов крепко держался за талию девушки и, выглядывая из-за ее плеча на дорогу, старался приноравливаться на выбоинах так, чтобы машина не потеряла равновесия, и уже молчал, ни о чем не просил, уже не надеялся, что сумасшедшая водительница образумится. Ветер развевал ее волосы, они били Сергея по лицу, не давали смотреть вперед, слепили его.
Минут через двадцать они были на стане.
— Ну, ты даешь!— от души похвалил Сергей, довольный, прежде всего, тем, что добрался до бригады живым и невредимым.— Где научилась-то, когда успела?
— В двадцатом веке каждый должен что-то водить,— отозвалась довольная Женя.— Если не машину, то хотя бы парня за нос.
За длинным дощатым столом завтракала бригада. Когда приехавшие подошли поближе, раздался смех — на белом платье девушки, на самой талии, чернели две пятерни Хлынова. Женя оглядела себя, попробовала даже отряхнуться, нашла в себе силы не сконфузиться и даже рассмеялась вместе со всеми.
— Я же говорила, Хлынов годами не умывается!— послышался задорный девичий голос.
— Факт обжимания налицо! Преступник оставил отпечатки.
Женя узнала Таньку Звон.
–– Садитесь с нами завтракать,— приветливо сказала Танька Жене и подвинулась, уступая ей место. Она как будто извинялась за прошлую их встречу. А может быть, что-нибудь задумала, кто ее знает. Женя не стала отказываться, уселась за общий стол.
Подошла Марья Абрамовна, улыбнулась ей, как давней знакомой, и поставила перед Женей миску с вермишелью и тушёнкой.
Завтрак подошел к концу, все разошлись, а Женя опять осталась вдвоем с Хлыновым. Он старательно орудовал алюминиевой ложкой в алюминиевой миске.
— Значит, вы и есть тот самый Хлынов, который по сколько-то там гектаров скашивает?
— «По сколько-то»,— передразнил Женю Сергей.— А тебе что за дело?
— Я по заданию редакции.
Сергей сделал такое лицо, будто безмерно удивился — кому только не дают заданий эти редакции, каждому встречному и поперечному.
— Какой редакции?
— Газеты «Целинные зори».
— А что это у вас за сидор с красным крестом?— он решил перейти на вы.
— Это не сидор, а бактерийные препараты для вашего совхоза. Я медицинская сестра.
— Как в басне Крылова: пироги печет сапожник.
— Не как в басне, а как в двадцатом веке, я вам уже об этом напоминала. Если медсестра, так она, по-вашему, только банки умеет ставить и все?
Хлынов от души рассмеялся. Нет, она девка с характером, молодец.
— Так что, давайте рассказывайте о себе. Где родились, где крестились, как попали на целину и все прочее.
— Слушай, не сердись на меня, но честное слово, нечего мне рассказывать, да и времени нет. Может, в другой раз? Или с бригадиром, что ли, поговори. А вон, кстати, и сам директор пылит по дороге.
Газик Ткача все заметили издали. Засуетилась повариха, одним движением полотенца смахнула со стола остатки еды, неуклюже переваливаясь утицей, потащила какую-то воду в бадье, чтобы вылить подальше.
— Ткач едет,— пояснил Сергей.
— Боитесь?— поинтересовалась Женя.
— Надо, чтобы боялись,— ответил Сергей многозначительно, и Женя вспомнила слова поварихи, сказанные ею в прошлый раз: «Сергей — парень серьезный...»
Ткач вылез из машины, грузный, широкий в пояснице, в соломенной побурелой шляпе, с открытой, клетчатой от морщин и загорелой шеей. Митрофан Семенович улыбчиво щурил глаза, был доволен, слегка возбужден. Едва вышел из машины, сразу нашел Хлынова и громко позвал:
— Тебя-то мне и надо в первую голову. На минуту,— и медленно позвал к себе тяжелой рукой.
Сергей не спеша, поднялся, не спеша, пошел навстречу» Ткач — важная птица, но и Сергей не воробей. Митрофан Семенович подал ему округлую увесистую ладонь. Сам он уже давно никому не жал руку, только подавал свою для пожатия.
— Вот что, Сергей. Приехало руководство. Сегодня будут у нас, мне позвонили. Должен и Николаев подъехать с ними. Пожалуем к тебе на загонку. Как ты?
— А что я, мне-то что?
— А то, чтобы сам не опозорился и меня не подвел, «Мне-то что»,— передразнил Ткач.— Смотреть будут, спрашивать, прикидывать. Как у нас, да как у других, да у кого лучше. Тут тебе не шаляй-валяй — целина, одна из главных забот на сегодняшний день, понял? Об этом весь мир знает. Ну, парень ты грамотный, политически образованный, читать тебе лекции я не буду. Одним словом, начнут спрашивать про работу,— не стесняйся, не будь красной девицей. Говори, что за вчерашнюю смену скосил девяносто гектаров. А я поддержу.
— Семьдесят, значит, уже пустяк, – обиженно проворчал Сергей.
— Под семьдесят дал вчера Галаган из «Первомайского», а у нас должно быть больше! На «Изобильный» весь район равняется, вся область смотрит.
— Ясно, Митрофан Семенович, но...
— Хватит, Хлынов!— начал сердиться Ткач.— Знаю, что говорю, не стал бы попусту языком молоть. Парень ты неглупый и должен понимать обстановку. Техника у нас передовая и методы скоростные, понял?
Хлынов сплюнул сквозь зубы в сторону, сказал мрачно-весело:
–– Ладно, мне-то что. Хвастать — не косить, спина не болит.
–– Ну и добро... А что там за краля за столом?— Ткач будто сразу заметил лишний рот в семье.
— Да вроде из газеты.