Мне приходится сделать большое усилие, чтобы продолжить жить свою жизнь как ни в чем не бывало. Двадцать девятого утром проходит последняя учебная консультация, а остаток дня и вечер я провожу дома с книгой. Тридцатого декабря мы отмечаем наступающий новый год с однокурсниками, как и планировалось, а тридцать первого занимаемся с мамой и сестрой уборкой, готовкой и приведением себя в порядок, пока папа то и дело бегает в магазин, докупая недостающие продукты, и готовит к запуску фейерверки.
В новогоднюю ночь мы поздравляем друг друга с бокалами шампанского в руках, загадываем под куранты заветные желания, обмениваемся подарками, а потом я отправляюсь гулять по ночному городу с подругами.
Новогодняя Москва прекрасна: иллюминация, арт-инсталляции, украшенные елки, концерты и салюты... Несмотря на огромные очереди, нам даже удается покататься на карусели с лошадками, что устанавливают каждый год на Красной площади. Мы пьем глинтвейн, хохочем, болтаем обо всем на свете, любуемся фейерверками и делаем снежных ангелов, валяясь на свежевыпавшем снегу в чьем-то чужом дворе... Идеально.
Увлеченная своей жизнью и праздниками, на эти три дня я почти забываю про Матвея Тихоновича и его детей, а цветы хоть и стоят все еще в моей спальне, но уже не вызывают тревожных мыслей. Да, подарил. Да, приятно. Но что дальше?! Все равно это история без продолжения, даже если в глубине сердца и теплится огонек симпатии к этому семейству...
Первого января мы с мамой отправляемся в театр на «Щелкунчика». Аделию и папу мы тоже приглашали, еще когда в начале декабря покупали билеты, но младшая сестра предпочла отправиться в этот день к подругам, а папа – просто не поклонник театра, тем более балета. Ладно бы там еще был драматический спектакль, а так – точно нет... Зато я театр просто обожаю! Драма, комедия, опера, балет, что угодно! Неудивительно, ведь я сама учусь на актрису и скоро, возможно, войду в состав какой-нибудь театральной труппы. Мама меня поддерживает, да и вообще – это именно она с детства привила мне любовь к искусству. Так что сегодня – наше время.
Первое отделение проходит в настоящей эйфории: я так давно не бывала на балете, что чуть не умираю от счастья. Пальцы сами собой отбивают музыкальные такты на подлокотнику кресла, а глаза восторженно наблюдают за движениями артистов. Танец и музыка, свет и атмосфера праздника – все это делает меня совершенно счастливой сегодняшним вечером.
Когда заканчивается первое отделение, мама отправляется в дамскую комнату, а я – в буфет купить нам по стаканчику кофе. Я успеваю до того, как собирается большая очередь, но передо мной все равно оказывается человек пять, так что я достаю смартфон и утыкаюсь в экран, коротая время.
Людей вокруг очень много, в том числе и детей, буфет и фойе театра шумят тысячей голосов, посетители разговаривают, обсуждают балет, смеются, но потом я вдруг слышу в толпе детский плач – и невольно вздрагиваю, потому что голос кажется мне знакомым. Интуитивно оборачиваюсь – и вижу то, что заставляет меня открыть рот.
Это Карина. Бывшая жена Матвея Тихоновича. Одной рукой она держит за запястье Богдана, а другой – Варю, и тащит детей куда-то в сторону выхода, пока мальчик упирается, а девочка громко плачет. Матвея Тихоновича нигде не видно, няни Маши тоже, а лицо самой Карины искажено гримасой злости.
Какого... какого черта?!
12 глава
Пока я стою на месте и смотрю на происходящее с широко открытым от удивления ртом, Карина протаскивает Богдана и Варю мимо буфета, и в общем театральном шуме голоса детей начинают замолкать. Пока я лихорадочно соображаю, что делать – и делать ли вообще?! – ко мне обращается буфетчица:
– Девушка, говорите, – и я понимаю, что уже подошла моя очередь.
– Ох, да, простите... – растерянно поворачиваюсь к ней и пытаюсь вспомнить, зачем я вообще сюда пришла. – Мне два латте, пожалуйста.
– Сахар положить?
– Да, благодарю.
– Наличные или карта?
– Карта, – я достаю кредитку и прикладываю ее к считывателю, после чего забираю два стаканчика с кофе: – Огромное спасибо. С новым годом!
– И вас с новым годом, отличного вечера! – доброжелательно улыбается буфетчица, а я уже торопливо выхожу в фойе, все еще не понимая, должна ли я вмешаться в происходящее – или это не мое дело.
В конце концов, я ведь даже не могу с уверенностью сказать, что именно я видела. Вполне возможно, что Матвей Тихонович и Карина оставили на время новогодних праздников свои распри, чтобы дети могли побыть с матерью, и все вместе пошли в театр, а тащила она их потому, что они не хотели возвращаться домой после первого отделения, например...
С другой стороны, я прекрасно помню, как дети просили Деда Мороза подарить им маму... Я тогда предположила, что с Кариной им общаться не разрешают, что они, может быть, даже в лицо ее не знают...
Словом, странная ситуация, – вот только что могу сделать я?!
Так ничего и не придумав, я решаю вернуться на свое место в зале, разворачиваюсь, все еще держа в руках два стаканчика с горячим латте, – и вдруг влетаю прямо в бегущего навстречу человека.
От неожиданности я громко вскрикиваю, а кофе выплескивается прямо на мое платье и костюм мужчины.
Я поднимаю глаза – и сталкиваюсь с заместителем министра.
– Матвей Тихонович?! – шепчу в ужасе.
– Эльвира?! – округляет глаза он.
По нам обоим стекает кофе, я сжимаю опустевшие стаканчики, а люди вокруг нас невольно расступаются.
– Простите, простите... – бормочу я лихорадочно, в уме прикидывая, сколько может стоить его праздничный костюм, но мужчину, кажется, совсем не волнуют пятна кофе на белоснежной рубашке и блестящем голубом пиджаке. Вместо этого, перебивая меня, он спрашивает:
– Эльвира, вы не видели моих детей?!
– Ваших детей... ой, ну... – я инстинктивно разворачиваюсь туда, куда протащила Варю и Богдана Карина. – Да, они тут... проходили мимо, – я морщусь. – Но они были с матерью, так что я...
– С какой еще матерью?! – рявкает Матвей Тихонович, сразу прослеживая мой взгляд и разворачиваясь в ту же сторону, чтобы попытаться высмотреть в бурной толпе своих отпрысков. Честно говоря, он меня немного пугает, и я бормочу в ответ дрожащим голосом:
– Если я верно запомнила, ее зовут Карина...
– Черт! – рыкает мужчина. – Никакая она им не мать!
– То есть, как это... – вздрагиваю я невольно, но Матвей Тихонович уже не слушает меня, бросаясь в сторону выхода, а я, швыряя пустые стаканчики в ближайшую урну, зачем-то бегу за ним следом, хотя уже звенит первый звонок, а значит – пора бы возвращаться в зрительный зал...
Поспешно расталкивая людей, Матвей Тихонович устремляется к выходу из театра, а я тороплюсь за ним. Через считанные секунды мы с ним выскакиваем на улицу. Прямо так – без верхней одежды, облитые кофе, задыхающиеся от бега. Мужчина лихорадочно осматривается и кричит:
– Варвара! Богдан! Дети! Вы где?! – и я начинаю кричать тоже:
– Богдан! Варя!
Еще через несколько секунд показываются охранники, Матвей Тихонович что-то говорит им, показывая то в сторону театра, то в сторону парковки, мужчины разбегаются в разные стороны, а сам перепуганный отец мечется по театральной площади, не переставая звать своих малышей.
В этот момент я вдруг понимаю, что Карина наверняка пыталась похитить детей, и мне становится по-настоящему страшно.
Она что, ненормальная?! Может, она из психушки сбежала?! Она им правда не мать?! Тогда кто же – и почему хочет их забрать?!
Ничего не понимаю...
Мне звонит мама – видимо, уже подали второй звонок, а после третьего перестанут пускать в зал. Нужно возвращаться прямо сейчас – но я не могу оставить Матвея Тихоновича одного...
– Возвращайтесь, – говорит мне мужчина, но я качаю головой: